Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

С этого памятного вечера, я всей душою прилепился к Н. Н. Иваненку, однако поддерживать общение с ним мог только письмами, так как на другой же день Николай Николаевич уехал из Киева в Боровский Пафнутиев монастырь, Калужской губернии, и я долгие месяцы спустя его не видел.

Письма его были оригинальны и до того отличались по форме и содержанию от обычных, что я видел в них откровение и чрезвычайно дорожил ими. Но и эти драгоценные письма были похищены большевиками со всеми прочими моими вещами, и у меня остались о них только воспоминания. А между тем они являлись подлинными сокровищами духа и подлинным кладом. Иногда они были очень короткими и заключали в себе только одну фразу, какую-нибудь одну мысль и, получая ее, я невольно вздрагивал, до того необычайным казалось мне совпадение высказанной мысли с тем моментом в моей жизни, какой требовал именно этой мысли, являвшейся назиданием или предостережением, иногда, наоборот, письма были до того объемисты, что присылались в виде сшитых тетрадок… Иной раз между письмами следовали длительные промежутки, проходили недели и месяцы, в другой раз, наоборот, посылалось сразу несколько писем… И такая система не была случайной, как не было случайным и содержание посылаемых писем, всегда очень глубоких и в то же время чрезвычайно ясных. Эти письма еще более сблизили меня с Николаем Николаевичем, в котором я стал видеть своего духовного наставника и руководителя, и я всею душою стремился к нему в Боровский монастырь, не останавливаясь даже пред мыслью об отставке, если бы моя служба в Государственной канцелярии грозила мне разлукою с дивным старцем.

И на обратном пути из Полтавской губернии, где я проводил лето, в августе 1906 года я заехал по пути в Петербург в Боровский монастырь, где и остался около месяца, назидаясь беседами с Николаем Николаевичем и богомудрым настоятелем монастыря архимандритом Венедиктом, учеником знаменитого старца Амвросия Оптинского. Этот месяц был счастливейшим месяцем моей жизни; он, если и не приобщил меня к «настоящей» жизни, то всё же показал мне эту жизнь, и то, что я увидел, то обесценило в моих глазах все сокровища мира, переставило все мои прежние точки зрения на мир и задачи человека… И всю свою последующую жизнь я жил буквально между небом и землею, между миром и монастырем, и, как ни болезненна была моя личная душевная драма от неизбежного, благодаря такому положению, разлада с собою и с окружающим, всё же ей я обязан равнодушием к земным благам и приманкам, и тем, что никогда не скучал о них.

Точно взяв меня за руку, Николай Николаевич возвел меня на высокую гору, откуда открывались не только далекие горизонты, но и всё то, что их обесценивало в моих глазах… Весь мир, со всеми своими сокровищами, стремлениями и достижениями, радостями и страданиями, казался мне муравейником, в котором люди суетились, не зная зачем и для чего. Всё содержание человеческой жизни, с ее идеалами, задачами и программами, казалось мне великой ложью, тем жестоким самообманом, который и ввергал человечество в бездну страданий… Чего ищут и чего добиваются люди, думал я, глядя на этот муравейник, зачем ненавидят друг друга, зложелательны и лукавы? Из-за борьбы за существование?!. А разве эта борьба не вызвана их взаимной ненавистью, отсутствием той христианской любви, какая бы приходила на помощь нужде и страданиям и предотвращала самую их возможность?! И притом, не все же ведут такую борьбу… Огромное большинство людей свободно от земных забот и могло бы, казалось, одухотворяться, вознося свой дух к небу, а не ползать на земле, погружаясь в бездны житейского омута… Но как раз именно эти люди, имеющие всё и ни в чем не нуждающиеся, могущие помогать своим ближним и распространять вокруг себя высокое христианское настроение, и являются источником наибольших человеческих страданий… Стремясь только к почестям и славе, они гонят всех встречных на своем пути, оставляя позади себя немощных и слабых, точно тешась их бессилием… И победителем в жизни признается не самый чистый, а самый ловкий, не тот, кто победил свои земные страсти, а тот, кто использовал их с наибольшей для себя выгодою и заслужил рукоплескания толпы, кто добрался до высших почестей и славы и сел на пьедестал, откуда всем виден, кто, короче сказать, достиг той цели, какую преследует огромное большинство сытых людей, не сознающих своих христианских обязанностей к Богу и ближнему…