Очерки Русской Смуты (Том 1)

Генерал Алексеев был нездоров, говорил кратко, охарактеризовав положение тыла, и состояние запасных войск и гарнизонов, и подтвердил ряд высказанных мною положений.

Генерал Рузский, давно уже лечившийся на Кавказе, и поэтому отставший от жизни армии, анализировал положение на основании прослушанных речей, и привел ряд исторических и бытовых сопоставлений старой армии с новой революционной, настолько горячо и резко, что дал повод Керенскому, в его ответной речи, обвинить Рузского в призыве к восстановлению... царского самодержавия. Не могли понять новые люди глубокой боли за армию старого солдата. Керенский, вероятно, не знал, что Рузского не признавали и в свою очередь, страстно обвиняли правые круги как раз в обратном направлении - за ту роль, которую он сыграл в отречении императора...

Была прочтена корниловская телеграмма, в которой указывалось на необходимость: введения смертной казни в тылу, главным образом, для обуздания распущенных банд запасных; восстановления дисциплинарной власти начальников; ограничения круга деятельности войсковых комитетов, и установления их ответственности; воспрещения митингов, противогосударственной пропаганды, и въезда на театр войны всяких делегаций и агитаторов. Все это было в той или другой форме и у меня, и получило общее наименование "военной реакции". Но у Корнилова появились предложения и другого рода: усиление комиссариата, путем введения института комиссаров в корпуса, и предоставления им права конфирмации приговоров военно-революционных судов, - а главное, - генеральная чистка командного состава. Эти последние предложения произвели на Керенского впечатление, - "большей широты и глубины вззлядов", - чем те, которые исходили из "старых, мудрых голов", опьяненных, по его мнению, "вином ненависти"{238}... Произошло очевидное недоразумение: корниловская "чистка" должна была коснуться вовсе не людей крепких военных традиций (качество это ошибочно отождествлялось с монархической реакцией), а наемников революции людей без убеждений, без воли и без способности брать на себя ответственность.

Говорил и от своего имени комиссар Юго-западного фронта Савинков. Соглашаясь с нарисованной нами общей картиной состояния фронта, он указывал, что не вина революционной демократии, если после старого режима осталась солдатская масса, которая не верит своему командному составу, что среди последнего не все обстоит благополучно "и в военном и в политическом отношениях, и что главная цель новых революционных учреждений (комиссары, кроме того, - "глаза и уши Временного правительства") восстановить нормальные отношения между двумя составными элементами армии.

Закончилось заседание речью Керенского. Он оправдывался, указывал на неизбежность и стихийность "демократизации" армии, обвинял нас, видевших, по его словам, источник июльского поражения исключительно в революции, и ее влиянии на русского солдата, жестоко обвинял старый режим, и в конце концов, не дал нам никаких отправных точек для дальнейшей совместной работы.

Все участники совещания разошлись, с тяжелым чувством взаимного непонимания. И я, с не меньшим. Но в душе осталось, увы, оказавшееся ошибочным, - сознание, что голос наш все-таки услышан.

Мои надежды подкрепило письмо Корнилова, полученное вскоре после его назначения Верховным главнокомандующим.

"С искренним и глубоким удовольствием, я прочел ваш доклад, сделанный на совещании в Ставке, 16 июля. Под таким докладом я подписываюсь обеими руками, низко вам за него кланяюсь, и восхищаюсь вашей твердостью и мужеством. Твердо верю, что с Божьей помощью нам удастся довести (до конца) дело воссоздания родной армии, и восстановить ее боеспособность".

Судьба жестоко посмеялась над нашей верой...

Глава XXXIV. Генерал Корнилов

Через два дня после могилевского совещания, генерал Брусилов был уволен от должности Верховного главнокомандующего. Опыт возглавления русских армий лицом, проявлявшим не только полную лояльность к Временному правительству, но и видимое сочувствие его мероприятиям, не удался. Отставлен военачальник, который некогда, при вступлении на пост Верховного, свое провиденциальное появление формулировал так{239}:

"Я вождь революционной армии, назначенный на мой ответственный пост революционным народом, и Временным правительством, по соглашению с петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Я первым перешел на сторону народа, служу ему, буду служить и не отделюсь от него никогда".

Керенский в показаниях, данных следственной комиссии, объяснил увольнение Брусилова катастрофичностью положения фронта, возможностью развития германского наступления, отсутствием на фронте твердой руки и определенного плана, неспособностью Брусилова разбираться в сложных военных событиях и предупреждать их, наконец,-отсутствием его влияния как на солдат, так и на офицеров.

Как бы то ни было, уход генерала Брусилова с военно-исторической сцены, отнюдь нельзя рассматривать, - как простой эпизод административного порядка: он знаменует собой явное признание правительством крушения всей его военной политики.