Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

В Чечено-Ингушетии получает распространение такое социально опасное проявление, как использование наемного труда в хозяйствах лиц коренных национальностей. Только в Ачхой-Мартановском, Сунженском и Шалинском районах выявлено 65 так называемых батраков. Среди них — алкоголики, ранее судимые, без определенного места жительства. Все они, как правило, завозятся нанимателями из других регионов страны. У Эктумаемых, например, для ухода за личным подворьем, насчитывающим до 500 овец, 27 голов крупного рогатого скота, 29 лошадей, использовались Абрамов, Александров и Соболев. <…> Не единичны факты самовольного захвата земли, строительства домов-дворцов, хищений сельскохозяйственной техники. В последние годы только в Веденском районе у неработавших граждан обнаружено в личных хозяйствах 13 тракторов. И хотя лица, использующие наемный труд, государственную технику, имеющие огромные стада и отары, не делают из этого секрета, местные Советы остаются в роли сторонних наблюдателей[280].

Теневое производство существовало и в сталинский период[281], однако особенно широкий масштаб оно приобрело во времена Хрущева, после закрытия легально существовавших со времен НЭПа «артельных» производств[282]. Они под контролем государства занимались в основном производством товаров народного потребления, производя товар не в слишком большом количестве, однако имея возможность оперативно реагировать на изменения спроса, выпускать небольшими партиями пробные, новые виды и формы товаров, удовлетворять конкретные небольшие заявки потребителей, диверсифицировать производство и распределять его в рамках местных сообществ, чтобы работники не обязательно работали в цехах, если есть возможность работы у себя дома и на приусадебных участках. Лишение артелей возможности легально существовать и передача обязанностей по снабжению населения государственным предприятиям не остановили людей, привыкших к организации частных производств, и они начали создавать их заново[283]. Для этого они использовали как ресурсы «частного сектора» советской экономики (труд и помещения в частных домах), так и возможности государственных производств[284]. Например, профессиональные швейные станки, закупленные для класса производственного обучения в школе или профессионально-техническом училище, вечером могли быть использованы для изготовления модных блузок профессиональными швеями с соседней фабрики. Или производство могло вестись в третью смену и в цеху этой фабрики, в котором официально была только одна или две смены. Можно предположить, что огосударствленное имущество артели, обретая новую жизнь на правах цеха или филиала того или иного государственного предприятия (но оставаясь в тех же помещениях), в значительной мере работало на тех же бывших руководителей артели, которые в новых условиях числились сотрудниками государственного производства. То есть для артели как производственной единицы ничего не менялось, кроме таблички на двери и некоторого изменения формальной отчетности.

Для описания формата теневого производства с 1960-х годов использовался термин «цех», подразумевавший, что производимая продукция, как правило, была однотипна и выпускалась в одном производственном помещении. Человек, занимавшийся организацией цеха (с 1970-х годов), назывался цеховиком[285].

Масштабы цехового производства в целом неизвестны и дискуссионны. Очевидно, что оно было более развито в тех республиках и регионах, где государственная промышленность была слабее, существовали значительные избыточные трудовые ресурсы, а республиканские власти были более коррумпированы, чем в среднем по СССР.

Например, 4 ноября 1959 года был арестован новоназначенный заместитель председателя Комиссии советского контроля Совета министров СССР С. Николаев. Его обвинили в соучастии в деятельности группы ответственных сотрудников Госплана Казахстана и снабженческих и сбытовых организаций при нем, которые за взятки обеспечивали доступ к «остродефицитным фондируемым материалам»[286].