Очерки современной бурсы

— Молодец, отец дьякон, — расточал похвалы отец Виталий Одрин. — Такого дьякона поискать! Смиренный и кроткий!

— Сразу чувствуется академическая подготовка, — вторил ему отец Кирилл Мещеряков, единственный священник в храме, имевший академическое образование. — Все-таки академия дает много. Разница между семинаристом и академиком очевидна.

Андрею было приятно такое признание его умения служить. Самое же приятное было то, что и верующим он понравился. После первых же служб старушки, умиленно поглядывавшие на молодого дьякона, начали подходить к нему, расспрашивать обо всем, что касалось его личной жизни, расточали похвалы.

Первая настороженность со стороны духовенства вскоре сменилась довольно благожелательным к нему отношением. Это произошло сразу, как только батюшки узнали, что отец Андрей не вошел в штат и получает не дьяконскую долю из братской кружки, а от церковного ящика.

Только тут Андрей сообразил, в чем дело. Духовенство находилось не на твердом окладе, а на доходах. Последнее означало, что их денежное вознаграждение складывалось из того, что собиралось за неделю, за месяц от приношений верующих. Каждое воскресенье после поздней обедни и окончания всех треб — крестин, венчаний, похорон — содержимое сейфа высыпалось на стол. Деньги считали все члены причта, кроме Андрея. Общая сумма делилась на части. В храме было пять священников и одна дьяконская вакансия. Деньги делились на семнадцать частей, ибо каждый священник получал три доли от общего дохода причта, а дьякон — две. Поскольку Андрей в штате не числился, то его две доли священники распределяли между собой. Чему они были равны, Андрей не знал да и не интересовался на первых порах.

Молодой дьякон вкладывал в службу всю душу, чувствуя себя ходатаем перед богом за людей, которые ему, Андрею, поручали свои невзгоды, горести и заботы. Он приносил людские просьбы богу. Славословя бога, он молился за людей, а молясь за них, прославлял господа.

Особенно нравилось Андрею отпевать умерших, ибо он верил, что его скромная молитва поможет умилостивить бога и облегчить посмертную судьбу тех, кто уже сам не мог молиться. Нравилось ему служить и панихиды — богослужения об усопших, имена которых молитвенно вспоминают благочестивые родственники. С ревностью неофита он вычитывал каждое имя в поданных записках.

Он был крайне удивлен, заметив, что все священники храма небрежно относятся к чтению этих записок, за которые, кстати сказать, верующие платили большие деньги, составлявшие одну из основных статей доходов причта.

В каждой из записок было по нескольку десятков имен, многие из них повторялись. Но за именем стояли людское горе, слезы, надежды родственников, и Андрей, понимая этих людей, старался отдавать всего себя молитвам.

Вскоре после назначения Андрею пришлось служить панихиду с отцом Кириллом Мещеряковым. Был воскресный день. Все утомились после двух литургий. А тут еще панихида с тысячами имен умерших. Священники в алтаре торговались между собой, кому идти служить. В конце концов выбор настоятеля пал на отца Кирилла. Недовольный Мещеряков небрежно надел епитрахиль и ризу, взял в руку кадило и вместе с новым дьяконом отправился к поминальному заупокойному столику.

Началось чтение записок. Их должен был читать кто-то один: священник или дьякон, так, чтобы было слышно каждое имя. Но чтобы не затягивать панихиду, отец Кирилл распорядился раздать записки себе, Андрею, двум псаломщикам, певчим и даже уборщицам.

Началась какофония: десять человек читали одновременно, и ни одного имени разобрать было невозможно.

— Отец дьякон! — шепнул Андрею отец Кирилл. — Вы что же вздумали все имена подряд читать? Этак мы до вечера не кончим. Я есть хочу. У меня больной желудок, я не могу поздно обедать. Смотрите, как я делаю…

Андрей скосил глаза. Отец Кирилл действовал ловко: читал два-три первых имени и откладывал записку в сторону.

— И ты твори такожде! — наставительно шепнул Андрею отец Кирилл.

— Не могу, батюшка, — ответил Андрей.

— Ну и дурак! — ответил вполголоса священник и продолжал: — И помяни, господи, усопших рабов твоих Петра, Зинаиду, Дарию, Симеона, Григория…

Андрей оглянулся. Все, участвующие в чтении, поступали, как отец Кирилл. Особенно ловко действовала уборщица Маруся. Та вообще щелкала записки, как орехи: не успеет взять, готово — прочла. Она почти не смотрела в них, а, воздев глаза к небу, бормотала что-то.

— Что смотришь на Марусю, дьякон? — снова обратился отец Кирилл к Андрею. — Ловко читает? А она неграмотная! Учись у нее…

После панихиды, когда все, кроме настоятеля, который обедал в отдельной от причта комнате, собрались за столом, Андрей обратился к отцу Кириллу:

— Батюшка, я так не могу поступать. Люди просят нас молиться, деньги за это платят, а мы, выходит, их обманываем?

— Почему обманываем? Зачем такие слова произносить? Мы просто ускоряем службу.

— Но имен-то мы не читаем?

— А к чему их все читать? Важно создать видимость перед народом. Важно, чтобы люди были довольны и нареканий на нас не было.

— Но мы же не молимся за большинство умерших.