Очерки современной бурсы

Удовлетворенный ответом воспитанника, помощник инспектора пустился в длинные рассуждения о том, что жизнь сложна, что время нынче для церкви трудное, а поэтому им, наставникам, приходится зорко следить за своими питомцами, чтобы они не подпали под чуждое влияние. Долго ли до греха: встретит семинарист неверующую девушку, влюбится и нее, а она, глядишь, и уведет его из лона церкви. Жизнь манит своими прелестями, а путь пастыря тернист и труден. Если не ограждать семинаристов от мирских влияний, то мало кто из них устоит против соблазнов.

«Действительно, — думал Андрей, слушая разглагольствования Дон-Кихота, — лишь знание всех поступков, мыслей и желаний бурсаков позволяет духовному начальству вовремя пресекать любые попытки молодых людей свернуть с пастырского пути».

Но Андрея, как и всякого нормального молодого человека, тянуло к жизни, ему хотелось любви, и любви не по расчету, не по принципу: верующая ли девушка или нет.

Тайный голос говорил ему, что, знать, не так уж сильна религия, если ей приходится искусственными средствами держать людей в подчинении. Неужели девушка может оказаться сильнее господа бога? Молодой человек избрал путь священника, значит господь привлек его к себе. Почему же он не в состоянии удержать его?

Беседа с Дон-Кихотом побудила Андрея сильнее задуматься над вопросом: какие разумные доводы в свою защиту может выставить богословие?

ДИСПУТ

Ответ Андрей стал искать в тех богословских науках, которые они изучали. Среди других предметов был у них курс «основного богословия». Его преподавал один из ведущих богословов, доцент, священник Василий Преображенский. Окончив перед революцией духовную академию, отец Василий не стал священником и долгое время работал учителем. Лишь после Великой Отечественной войны он вернулся к церковной деятельности, принял сан священника и стал сперва преподавателем, а затем и доцентом духовной академии и семинарии.

Его предмет знакомил воспитанников духовной школы с основными богословскими понятиями. Составной частью основного богословия была «христианская апологетика», то есть обоснование истинности христианской религии с позиции разума и науки, а также доказательство преимущества христианства перед другими религиями.

Преподавал свой предмет отец Василий не в пример своим коллегам живо, увлекательно, по крайней мере настолько, насколько позволяла богословская тематика.

Если профессор догматического богословия протоиерей Серафим Савицкий читал материал нудным, старческим голосом, уткнувшись в текст, если доцент церковной истории Иван Николаевич Мурашов даже не давал себе труда объяснить задаваемый урок, а просто отсылал к соответствующей главе учебника, если остальные профессора и преподаватели пересказывали богословские учебники конца прошлого века, то отец Василий излагал семинаристам материал по памяти, никуда не заглядывая, не боясь кое-где вставить шутку. Поэтому он нравился семинаристам. Андрею на первых порах казалось, что сообщаемые отцом Василием истины неоспоримы, и он, как губка, впитывал положения основного богословия, не задумываясь над ними.

Но после разговора с Дон-Кихотом Андрей стал размышлять над материалом. Изучая этот предмет, юноша старался отобрать то, с чем он безусловно соглашался, что считал неоспоримой истиной. К своему удивлению и сожалению, он замечал, что таких положений немного и касаются они главным образом второстепенных вопросов. По основополагающим же проблемам религии давалась неубедительная аргументация, да и она преподносилась в завуалированной туманными фразами форме. За красивыми словами чувствовались теоретическое бессилие и безоговорочная защита христианства, рассчитанные на человека, который уже верит. Доказывалось не столько существование бога, сколько то, чей бог истинный — мусульманский, буддийский или христианский. Не доказывалась возможность чудес с точки зрения науки, а устанавливались отличия чудес истинных от ложных.

«Я-то верю, — думал Андрей, перелистывая свою тетрадь с записями уроков отца Василия. — Ну, а неверующего смогли бы убедить его доводы? Смогу ли я, сделавшись священником, подобными аргументами обратить какого-нибудь закоренелого безбожника к вере?»

Своими мыслями юноша поделился с Гатукевичем.

— Лева, я имею «нечто рещи тебе».

— Рцы! — ответил Гатукевич.

— Давай устроим богословский диспут!

— Это еще к чему? — удивился священник.

— Мы изучаем основное богословие. Но что от этого толку. Мне сдается, что доводы, которые выдвигает отец Василий, не требуют доказательств лишь для тех, кто верит. А смогут ли они убедить неверующего в правоте религии?

— Трудно сказать, — ответил, поразмыслив, отец Лев. — Неверующего ничем не убедишь. Он упрям как осел.

— Предположим, что так, — с жаром воскликнул Андрей. — Но тогда для чего мы все это учим? Верующих старушек не надо убеждать, они и так верят.

— Мы учим для себя, чтобы укрепиться в вере! — твердо произнес Гатукевич.