Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций

Утренний Карачаевск встретил нас пустынными улицами и дверями обшарпанной прокуратуры, на которых висел внушительный замок. Мы успели выкурить не по одной сигарете, прежде чем на крыльце появилась долговязая фигура прокурора города, мужчины средних лет с сильно помятой физиономией. Без намека на радушие он впустил меня с Коженбаевым в кабинет и молча выслушал робкий доклад о цели нашего визита. Отсутствующий мутный взгляд, мучнистое отечное лицо, характерные мешки под глазами и крупноразмашистый тремор пальцев рук смутно наводили меня на мысль, что хозяин кабинета находился в состоянии, именуемом в научной наркологии похмельным синдромом. По наивности мы с Александром не воспользовались этим обстоятельством, чтобы сделать из прокурора единомышленника и союзника, да и разница в возрасте и чинах помешала нам дерзко предложить человеку поправить здоровье.

Угрюмо и отстраненно выслушав нас, прокурор изрек безнадежно-глухим голосом:

- Ребята, я работаю здесь уже 20 лет и не помню ни одного случая, чтобы карачаевцы выдали на экспертизу покойника, тем более из могилы. Мой вам добрый совет: отправляйтесь по добру – по здорову к себе в Калмыкию.

Выдавив из себя эту фразу, которая утомила его до чрезвычайности, он, исчерпав остаток сил, вяло откинулся на спинку кресла и полуприкрыл веками желтоватые, в красных прожилках, глаза. Аудиенция, таким образом, могла считаться законченной; разговор получился малопродуктивным. Мы с Александром почувствовали, что наши проблемы только начинаются, но сдаваться не собирались.

На прощанье Коженбаев спросил, сможет ли прокурор в случае необходимости выделить нам взвод местной милиции. По-моему, тот готов был предоставить хоть весь личный состав ОВД, лишь бы избавиться от докучливых посетителей. Сильно подозреваю, что после нашего ухода он непременно направил бы свои стопы к холодильнику, где наверняка была припасена спасительная бутылка пива с капелькой влаги на темном толстом стекле; недаром же он раньше всех пришел на работу. Осуществлению этой святой цели мешали желторотые мальчишки из Калмыкии, приехавшие с абсолютно абсурдным намерением произвести какую-то эксгумацию, которую в этих местах отродясь не производили, а если и «делали», то на «бумаге». Но заветным надеждам бедолаги-прокурора не суждено было сбыться; зазвонил телефон и дежурный Карачаевского ГОВД сообщил, что ночью в Домбае было совершено убийство – какому-то туристу нанесли смертельное ножевое ранение.

Пробурчав что-то типа:

- Наверное, опять карачаевцы зарезали, -

он, мгновенно преобразившись из полуживой биомассы в сравнительно энергичного человека, начал деловито отдавать дежурному приказы по выезду на место происшествия оперативно-следственной группы.

Теперь у прокурора появились вполне конкретные заботы и формальная возможность не ввязываться в нашу сомнительную авантюру; я, мол, и рад бы помочь вам, дорогие друзья, но сами видите…

Нам оставалось полагаться только на собственные силы и везение. Прежде всего, мы направились в морг, чтобы позаимствовать у здешнего коллеги – судебно-медицинского эксперта - кое-что из инструментария, перчатки и прочий реквизит, забытые мной в спешке. Мы застали его погруженным в работу: на каменных секционных столах лежало два или три трупа, выловленных за ночь из Теберды, речки хоть и немноговодной, но буйной и своенравной, как некоторые горянки.

Получив необходимое, мы помчались по проселку, разбрызгивая щебень, к аулу Нижняя Теберда, где проживали родственники убитого, а на кладбище покоился его прах. К нашей удаче, отец и старший брат покойного находились дома, занимаясь мирным крестьянским трудом.

Сказать, что разговор с родственниками погибшего был трудным, значит - ничего не сказать. Все наши доводы в пользу эксгумации разбивались о ледяное «нет». Мы говорили, что преступник должен понести заслуженное наказание, а без экспертизы трупа ни один суд не возьмет это дело в свое производство; что, пока убийца находится в СИЗО, да еще за пределами Карачаево-Черкессии, никакая рука «кровника» не достанет его там. Чаша весов колебалась то в одну, то в другую сторону. И когда после 2-3-х часов упорных переговоров все аргументы, казалось, были исчерпаны (мы с Александром поочередно сменяли друг друга), наметился позитивный сдвиг; самым весомым оказалось следующее – у 28-летнего погибшего Мыркакова осталось двое несовершеннолетних детей, а без медицинского свидетельства о смерти, которое опять же мог выписать только судебно-медицинский эксперт после вскрытия, социального пособия по потере кормильца они не смогли бы получать.

Наконец в знак согласия отец махнул рукой. Но были поставлены следующие условия: эксгумацию надо было сделать быстро, пока в аул не вернулись старейшины, у которых могла быть иная точка зрения на этот предмет; вскрытие я должен произвести непосредственно в могиле, без подъема тела на поверхность.

Мы были готовы на любые условия, еще не веря окончательно в свой успех.