Очерки теории искусства

Пойдем теперь дальше и продолжим наш анализ противоречивых условий существования искусства в классовом обществе. Изучая взаимоотношения между искусством и общественной жизнью, нужно прежде всего учитывать историческую изменчивость самих форм отношений искусства и общества. Мы можем наблюдать три основные формы таких взаимоотношений: между искусством и обществом в обществе доклассовом, между искусством и обществом в антагонистических классовых обществах и между искусством и обществом в социалистическом обществе. Отношения эти существенно различны, и хотя, разумеется, первичным во всех случаях является базис, а вторичным — идеология, упускать из виду эти различия — значит рисковать не понять многое в истории искусства.

О взаимоотношениях искусства и общества в эпоху социализма мы будем говорить особо в главе о социалистическом реализме. Об искусстве в обществе доклассовом речь была выше. Сейчас необходимо остановиться на некоторых проблемах, связанных с развитием искусства в классовых обществах.

Мы уже в разных местах касались роли разделения труда в развитии искусства.

Предпосылкой прогресса искусства на ранних стадиях общественного развития является определенный уровень разделения труда. Обогащение практического опыта человечества связано с ростом многогранности отношений человека со средой в процессе производства. Этот рост обуславливает, таким образом, с одной стороны, более широкий и глубокий охват действительности сознанием общественного человека, с другой — в соответствии с обогащением практического опыта — развитие человеческих способностей.

Разделение труда при условии очень малого уровня развития производительных сил оказывается единственной возможной формой роста и производства и вообще практических способностей человека.

Искусный кузнец не мог быть тогда одновременно искусным гончаром, как опытный скотовод не мог быть опытным земледельцем. На этой стадии исторического развития художественные способности человека совершенствуются в условиях разделения труда. Так как разделение труда совершенствует способности человека, оно играет прогрессивную роль, хотя, как мы отмечали выше, уже на ранних стадиях классового господства разделение труда обнаруживает свою противоречивость. Разделение труда создало античное искусство, но оно же лишило эксплуатируемый класс всех условий человеческого развития. Еще отчетливее проблема становится в буржуазном обществе, где капиталистическое разделение труда является одним из самых разрушительных для искусства моментов.

Чем дальше идет развитие классового общества, тем более и более обнаруживаются противоречия общественного разделения труда, окончательно раскрывшиеся в эпоху капитализма. Возьмем античное общество и присмотримся к тому, возможно ли было бы такое развитие и расцвет искусства в классической Греции, если бы огромные массы эксплуатируемых рабов не были бы отрешены от всякой духовной жизни, не были бы экспроприированы не только материально, но и духовно. Напомним слова Энгельса: «Только рабство создало возможность более широкого разделения труда между земледелием и промышленностью и, благодаря ему, расцвета древнегреческого мира. Без рабства не было бы греческого государства, греческого искусства и науки». Но уже в античности отчетливо обнаружилась противоречивость разделения труда, не только способствовавшего, но и ограничивавшего развитие искусства. Рабство уничтожало свободного производителя как решающую социальную силу, а вместе с ним и гражданский идеал свободного человека. «Не демократия погубила Афины... а рабство, которое сделало труд свободного гражданина презренным», — писал Энгельс.

Очень ярко эта противоречивость проявилась и в истории русской художественной культуры X—XI столетий, когда Русь окончательно переходила от первобытно-общинного строя к феодальному общественному укладу. Бесспорно, что расцвет религиозно-христианской архитектуры и живописи в период Владимира и Ярослава был решительным шагом вперед по сравнению с более ранним искусством восточных славян, хотя он и происходил на базе относительного преодоления народно-фольклорного искусства более раннего этапа. Мы не можем и не должны оплакивать оттеснения на задний план народного изобразительного фольклора. Но мы ясно видим, как суровое величие мозаических образов киевской Софии оттесняет наивно-сказочный мир изображений на черниговских пиршественных рогах.