Очерки уголовного мира царской России

   Подробные справки, собранные об о. Владимире, оказались ужасающими. Он принадлежал, очевидно, к тому редкому типу православных пастырей, не верующих ни в Бога, ни в черта и видящих в своем священстве лишь доходную статью, стремясь извлечь из всего максимальную выгоду, не брезгуя при этом никакими средствами. Вместе с тем и частная жизнь о. Владимира была порочна: вечные кутежи, иногда даже оргии, карты и женщины, - вот его обычное времяпрепровождение. В числе собутыльников его значился и пономарь церкви Литовского замка, приятель его, некий Афонов.

   Добытые сведения об отце Владимире усилили, конечно, наши подозрения, и дело о нем продолжалось.

   Запись в метрической книге почерком своим отличалась от приписки на полях, сделанной о. Владимиром. Мы раздобыли, прежде всего, образец почерка пономаря Афонова, и авторство его было немедленно установлено. Афонов оказался невероятным трусом и, будучи припугнут предстоящей тяжелой карой в случае упорства, быстро сознался во всем и рассказал, как было дело. Оказалось, что венчание свершилось за три тысячи рублей, причем невеста предъявила в виде документа всего какую-то визитную карточку с рекомендательной надписью. Свидетелями были: он, пономарь Афонов и тюремный сторож Иванов. Мы арестовали обоих, после чего был приглашен в полицию и отец Владимир.

   В кабинет вернувшегося В. Г. Филиппова, где находился и я, был приглашен обвиняемый священник: откормленный человек с рыжей бородой, волнистыми кудрями, в шелковой рясе. Держать себя он пытался приветливо, независимо и боголепно.

   - С хорошей погодой вас! - сказал он, подавая руку и взмахивая ею как-то сверху вниз.

   - Садитесь, батюшка.

   - Отчего-с, с превеликим удовольствием!

   - Так как же, батюшка, стало быть, не венчали и свадьбы не было?

   - Господи ты Боже мой! Да разве бы я посмел без документов!

   Нет, господа! Свадьба - дело не шуточное. В таинстве этом, освященном Церковью Апостольской, не только духовно соединяются две жизни, но и преподается им обязанность к интимному сближению полов с целью продления рода человеческого...

   В. Г. Филиппов прервал его:

   - А знаете ли, батюшка, что на Голгофе, рядом со Спасителем, висел и вор на кресте, а вот здесь, - крест висит на воре! - и он указал на наперсный крест батюшки.

   - Однако! - изумленно сказал священник, но, оправившись и приняв прежний елейный тон, он продолжал: - Оно, конечно, оскорблять меня вы здесь можете, я - беззащитен; ну, а все-таки почту своим долгом довести ваши слова до сведения Преосвященнейшего.

   - Итак, батюшка, решительно: не венчали?

   - Да лишусь я своего иерейства, ежели лгу! - и отец Владимир, встав и повернувшись к иконе, широко перекрестился.

   - Семенов! - крикнул я. - Введите-ка Афонова.

   Дверь раскрылась, и на пороге появилась сконфуженная фигура пономаря.

   Он как-то по-идиотски осклабился и, обращаясь к отцу Владимиру, неожиданно радостно объявил:

   - Володя, а я сознался!

   - Ну и прохвост! - сказал сухо, но убедительно батюшка.

   За свои свадебные спекуляции отец Владимир был лишен сана и приговорен к полутора годам арестантских работ.

Кража в Успенском соборе

   Эта дерзкая кража произошла весной, в 1910 г.

   Среди сладкого сна, часа этак в 4 утра, я был разбужен телефоном.

   Дежурный чиновник мне сообщил об известии, только что переданном ему квартальным надзирателем из Кремля. Сообщение было весьма тревожное, а именно: часовой, дежуривший у кремлевской стены, близ Успенского собора, услышал звон разбиваемого стекла и в одном из окон собора заметил силуэт человека, по которому и выстрелил, но, видимо, безрезультатно. Духовные власти уже оповещены и сейчас приступят к открытию и осмотру собора.

   Я в минуту оделся и на автомобиле помчался в Кремль. К собору я успел как раз к открытию дверей. С несколькими чинами полиции вошел я в храм и, приступив сначала к беглому, поверхностному осмотру, обнаружил сразу кощунственное злодеяние: слева от царских врат на солее, вплотную к иконостасу, находилась икона Владимирской Божьей Матери в огромном киоте, вернее божнице. Божница эта была в сажень высотой, аршина полтора шириной, с дверцей, и видом своим походила несколько на шкаф. Икона Владимирской Божьей Матери была древней святыней Руси и любимейшей царской семьи, так как иконой этой был благословен на царство первый из дома Романовых - царь Михаил Федорович. Золотая риза образа была богато изукрашена драгоценными камнями, но особую стоимость представлял собою огромный квадратный изумруд, величиной чуть ли не со спичечную коробку, зеленевший среди сверкающих бриллиантов.

   При осмотре иконы оказалось, что камни эти вместе с кусками золотой ризы были грубо вырезаны каким-то острым инструментом и исчезли бесследно. Живопись самой иконы не была повреждена. На дне киота виднелись золотые обрезки и пыль, тут же валялся окурок.

   Вор, видимо, свершал свое дело в самой божнице, прикрыв за собой дверцу для уменьшения шума.