Очерки уголовного мира царской России

   - Сволочь ты этакая! Будь тебе неладно! И тоже из-за всякой скотины страдай! Только что наладилось с местом, так - на тебе, теперь из-за эдакого г... лишаться всего! Отвечал бы сам за свои паскудства, а то честных людей втравливаешь, анафема этакая!

   Огорошенный Бойцов принялся не то оправдываться, не то успокаивать расходившегося коллегу по несчастью:

   - Да ты что орешь зря? Я-то тут при чем?

   - При чем?! - злобно передразнил Леонтьев, - а при том, что раз за собой знаешь грех, так не подходи на улице к людям!

   Чай, не маленький, - знаешь, что шпики следят за тобой, чертова твоя голова!

   - Вот чудак-человек! И греха за мной нет, да и о слежке ничего не знаю!

   - Да, теперь рассказывай! Пой Лазаря! Поди, хапнул хорошенько, а то и убил кого! Не зна-а-а-л!...

   Поругавшись еще с добрый час, утомленный Леонтьев заснул.

   Прошло два дня. На третий Леонтьев, отпросясь "до ветру", явился ко мне в кабинет.

   - Ну, как дела? - спросил я его.

   - Трудно пришлось, г. начальник! Два дня крепился подлец, да, наконец, уверовал в меня. И вот только часа три назад просил о следующем: "Тебя, - говорит, - наверное, скоро освободят, так не откажи, пожалуйста, сходить к моей тетке. Старуха живет, в кухарках у помощника ректора университета. Скажи ей, что если ее потребуют в полицию, так чтоб она не говорила о том, что я ей племянник и навещал ее недавно. А за твою услугу я дам тебе адрес моего хорошего приятеля и записку к нему, по которой он выдаст тебе 25 рублей. А ежели хорошо исполнишь поручение, то и еще 25. Я не раз выручал его из беды, и он мне теперь не откажет в этих деньгах...

   - Ладно, - сказал я, - пятьдесят рублей деньги немалые; а только как же пронесу я твою записку, ведь при выходе обыскивают?

   - Ну, это пустяки! Записочка небольшая, засунь ее куда-нибудь, хоть под мышку, а то и в рот.

   - Прекрасно, Леонтьев! Отправляйтесь к старухе немедленно.

   Леонтьев отправился и исполнил поручение, добавив еще- от себя, чтобы последняя не говорила об оставленной ей племянником при последнем посещении вещи.

   На следующий день я вызвал к себе старуху. Она явилась, ведя за руку пятилетнюю внучку. Это была древняя старуха, на вид лет 80, но еще довольно бодрая. Не успев выслушать вопроса, она, как ученый попугай, затараторила:

   - Никакого Андрея Бойцова я не знаю, никакой Андрей ко мне не приходил, никаких вещей не оставлял.

   В это время девочка прошептала:

   - А как же, бабушка, ты говоришь, что дядя Андрей не заходил, а он ведь недавно был?

   Я схватил девочку на руки и унес в соседнюю комнату, дал ей карамелей и спросил:

   - Когда же был дядя Андрей?;

   Девочка, испугавшись, долго молчала, но потом, успокоившись, рассказала, что дядя Андрей недавно был и оставил бабушке узел.

   - Куда же бабушка девала узел?

   - Не знаю, - отвечала она. Большего от нее добиться не удалось.

   Я вернулся с ней в кабинет.

   - Да вы, барин, не слушайте ее, ведь она дите, ангел, можно сказать, Божий, - пропела сладко старуха и тут же, пригрозив кулаком девочке, злобно промолвила:

   - Ишь, постреленок паршивый! Ужо я тебя!...

   - И не стыдно вам, право! Вы одной ногой уже в могиле стоите, а на душу грех такой принимаете! Ведь племянник-то ваш человека зарезал, а ограбленные деньги снес к вам спрятать! Вот и девочка говорит, что узел-то у вас.

   - Что вы, что вы, барин?! Господь с вами!... Да стала бы я потрафлять убивцу?! А дите глупое, мало ли чего не наговорит!

   Нет, я, как перед Истинным, не виновата, не-е-е, не виновата!...

   Боясь злобы старухи, я самолично отвез ребенка к помощнику ректора, сдал его ему на руки, рассказал все дело и просил оберегать девочку и, по возможности, повлиять на старуху, убеждая ее выдать спрятанные вещи.

   Обыск, произведенный у старухи, ничего не дал, что, впрочем, не удивило меня, так как вещи могли быть ею зарыты на чердаке университета, тянущемся над зданием чуть ли не на несколько сотен саженей. Дело застопорилось и не виделось кончика, за который можно было бы ухватиться. Обыск у приятеля Бойцова, давшего по записке Леонтьеву 25 рублей, был также бесплоден.

   За неимением лучшего пришлось прибегнуть к весьма сомнительному способу.

   Призвав Леонтьева, я сказал ему, что придется опять "сесть" под предлогом нового ареста, произведенного над ним засадой у бабушки якобы в момент исполнения им поручения Бойцова.

   - Теперь, Леонтьев, ваша роль еще труднее. Смотрите, - не провалитесь!

   Через четверть часа Леонтьев уже орал на все камеры:

   - Будь ты проклят с твоими окаянными деньгами! И я-то, дурак, послушался и направился к этой чертовой ведьме, чтоб ей пусто было! Ну, теперь шабаш, ввязался в чужое дело! И с чего, спрашивается, меня понесло! Пятьдесят целковых соблазнили? А накося, выкуси теперь: и место потерял, и честь замарал, а что еще будет, - одному Богу известно! Да уйди ты от меня, окаянный! - крикнул он что есть мочи на приблизившегося к нему с утешением Бойцова.

   Последний, опять поймавшись на удочку, заговорил полушепотом: