В боях за Плевну погибли многие солдаты и офицеры тридцатой дивизии. В одной из рот, которая пошла в атаку, был убит последний офицер, а солдаты замешкались и залегли. И тогда солдат-еврей снял с убитого офицера его мундир, переоделся в него и с обнаженной саблей вышел вперед. "За мной, ребята, ура!" - скомандовал он солдатам, и вся рота поднялась и пошла в атаку. Этот еврей был убит пулей в висок, и его похоронили со всеми воинскими почестями и в офицерском мундире. Под той же Плевной солдаты тридцатой дивизии пошли в атаку на турецкие траншеи, но оттуда по ним открыли сильный огонь. "Чем ближе мы подходили к турецкой траншее, тем положение наше становилось все отчаяннее, - вспоминал командир дивизии. - Вдруг какой-то крик - "Шма, Исраэль!" ("Слушай, Израиль!") - огласил воздух. Оказалось, это закричали евреи, за ними бессознательно повторили то же самое русские солдаты, и в общем смятении, при единогласном "Шма, Исраэль!" вся дивизия взобралась на турецкую траншею".
И еще одно свидетельство ротного командира тридцатой дивизии, настолько невероятное, что трудно в него поверить. И тем не менее, это факт. Он рассказывал: "24 декабря 1877 года, с рассветом… мы взобрались, еле дыша, на вершину неимоверно крутой отвесной горы. И тут мы неожиданно очутились лицом к лицу с неприятелем, в пять раз превышавшим нашу силу. Неприятель начал перестрелку, надо отступать, - но куда?… Посмотришь вниз по спуску - голова кружится: верная смерть!… Как вдруг раздалось несколько голосов: "Валяй турка, валяй его!…" Семь-восемь евреев-солдат кинулись к неприятелю, и хватая по два, по три турка, с криком "Валяй его!" бросались по откосу в пропасть. Их отчаянному призыву последовали другие храбрецы роты. Стоны и крики падавших настолько оглушили турок, что они пустились в бегство. Укрепив позицию, я отправил ординарцев разведать о судьбе отчаянных бойцов. С нашей стороны погибло двадцать шесть, из них девятнадцать евреев-солдат; турок же было шестьдесят семь. В живых осталось очень мало".
Остается только добавить, что в Москве, за зданием Политехнического музея, по сей день можно увидеть памятник-часовню, которую поставили русские гренадеры своим товарищам, павшим под Плевной. На стенах часовни записаны имена офицеров и солдат, особо отличившихся в боях 1877 года. Есть там и еврейские имена: Абрам Клях, Самуил Брем, Наум Коломец, Мошка Уманский, Исаак Родзевич, Моисей Масюк. Это их вспомнил в будущем, в Государственной Думе, еврейский депутат, выступая за отмену черты оседлости: "Если бы воскресли все эти люди, - сказал он, - которым нация поставила памятник, то они не имели бы права приехать в Москву и посмотреть на свой памятник".
Банкир Евзель Гинцбург постоянно жил в Париже, но очень часто приезжал в Россию по делам и ходатайствовал в столице за своих единоверцев. Во многом благодаря его хлопотам власти разрешили еврейским купцам первой гильдии, ремесленникам и отставным солдатам селиться во внутренних губерниях России, уравняли евреев в правах при исполнении воинской повинности и позволили построить синагогу в Петербурге. В 1863 году Евзель Гинцбург учредил "Общество распространения просвещения между евреями России", и это общество существовало, в основном, на его средства. Все свое громадное состояние Евзель Гинцбург оставил сыновьям Горацию, Урию и Соломону при условии, что они сохранят веру своих предков и российское подданство. Великий герцог Гессенский пожаловал Евзелю Гинцбургу и его сыну Горацию баронский титул, которым - с особого высочайшего позволения - им разрешили пользоваться в России потомственно.