"Передо мной возник вопрос: куда идти? Поляк, у которого я был вчера, сказал, что он согласен прятать евреев только за деньги; к нему я не мог вернуться, у меня не было денег. И я решил пойти в дом, где жили поляки, семья Брун, с которыми я был в дружеских отношениях. Пришел туда под вечер и попросил, чтобы позволили переночевать одну только ночь. Они согласились, но я чувствовал напряженность в доме из-за опасного гостя, который мог навести беду на всю семью… "Не страшно, – сказал наутро господин Брун. – Вот, ночь прошла, а немцы к нам не пришли. Надеюсь, что они и не придут: не могут же они следить за каждым домом…"
Давид остался у них еще на одну ночь, потом еще и еще, попросил разрешения побыть до весны, и хозяева ему не отказали. Господин Брун, в прошлом офицер русской армии, говорил: "Давид, поверь мне. Всё проходит, хорошее и плохое. Уйдут и немцы, останутся в памяти, как страшный сон". Его жена, женщина верующая, утешала Давида: "Ты еще дождешься свободы…" А их дочь сказала однажды: "Я не беспокоюсь по одной лишь причине. Мы прячем тебя не ради денег, и Бог наверняка нам поможет".
В мае Давид покинул дом семьи Брун:
"Это была очень странная картина: еврей идет по Луцку при свете дня, в 1943 году. И тут поджидала опасная неожиданность. Навстречу шла молочница, она узнала меня и закричала на всю улицу: "Еврей! Еврей!.." Распахнулись окна и двери, люди выскочили наружу, чтобы разглядеть это странное явление, которого не видели уже давно в Луцке, – еврей на улице. Я собрал все свои силы и помчался прочь от этого места, пока не почувствовал, что за мной никто не гонится…"
Давид решил пойти к баптистам, которые жили возле Луцка; он знал их еще с тех времен, когда ездил по округе со своим дедушкой. И на окраине одной из деревень его увидел крестьянин: "Он приблизился ко мне и тут же понял, кто стоит перед ним. Мы вошли вместе в их избу; он и его жена встали на колени и начали молиться простыми словами, которых не найти в молитвеннике; они просили, чтобы Всевышний помог тем, кто прячется теперь в полях и лесах. Перед едой хозяин дома прочитал отрывок из Библии и сказал: "Встреча с тобой подтверждает слова пророков, что беженцы будут спасены…"
Давид остался в их доме, пробыл там пару недель, а затем перешел к баптистам в другой дом, оттуда в третий, потом снова в первый, – они передавали его друг другу тайком от прочих жителей, которым не доверяли. За ним охотились, он чуть не погиб, но Давиду повезло: в феврале 1944 года пришла Красная армия.
"И вот еще один человек, чье имя я позабыл. Но голос его не забуду никогда. Было это зимой. Я возвращался в деревню в хорошем настроении. Житомир был уже освобожден, еще немного, и свобода придет к нам. И вдруг крик. Кричал крестьянин, – может, он обращался ко мне? Встал. Подождал его. Он сказал: в деревне ищут меня. Чтобы я не шел туда… Забыл теперь его имя. Но помню тот голос в темной, снежной, холодной ночи. Голос, который спас мне жизнь и доказал, что не перевелось хорошее в человеке…"
6
Германская пропаганда провозгласила немцев " защитниками и мстителями за поруганную христианскую религию", борцами с властью евреев, "распявших Христа", с властью "жидо-большевиков, осквернявших церкви" и преследовавших верующих. Пропаганда была действенной, слухи об этом ширились, и германское командование докладывало в Берлин, что в некоторых городах и селах местные жители встречали немецких солдат с иконами, с хлебом- солью; "в городе Хмельник с таким энтузиазмом встретили весть об избавлении от евреев, что даже отслужили благодарственный молебен".
Немцы открывали на занятых территориях церкви, мечети, мужские и женские монастыри; большими тиражами издавали молитвенники и религиозные календари, выпускали журнал " Православный христианин", распространяли листовки с текстом молитвы: "Адольф Гитлер, ты наш вождь, имя твое наводит трепет на врагов. Да придет Третья империя твоя и да осуществится воля твоя на земле…" В Ростове-на-Дону открыли восемь церквей. В Смоленске – три церкви и кафедральный Богоявленский собор. В Новгородской области появилось сорок новых церквей, в Псковской – шестьдесят, в том числе кафедральный собор, в котором располагался до этого антирелигиозный музей.
Транснистрия: "Оккупанты поставили небольшие памятные обелиски на месте разрушенных православных храмов, проводили различные религиозные шествия, организовали торжественное массовое крещение детей…"
В инструкции германского командования было сказано: " Препятствовать богослужению нельзя, но нужно знать, что там происходит". Церковь была удобным местом для проведения проповедей, чтобы привлекать жителей на сторону оккупантов; важное значение придавали антиеврейской пропаганде, и в директиве из Берлина особо отметили: "Надо проповедовать учение о Боге, свободное от еврейского влияния… Духовенство не должно мешать заключению евреев в гетто и искоренению "избранного Богом народа"…"