Очевидец

Харриет нажимает на газ, и скорость стремительно достигает отметки в сто километров в час. Может, дело в том, что Полу время от времени надоедает Ева-Лена, думает она, когда проезжает поворот на Хенрикехилл. Он летом частенько изобретает себе всякие дела в Большом отеле: свежую газетку почитать, попользоваться их вай-фаем или просто посидеть с бокалом холодного пива на веранде в жаркий день. Всё это отговорки, чтобы побыть в покое, вдали от жены. Эта мысль её раздражает ещё больше. Ведь если Пол мог находить причины, чтобы потихоньку удирать от жены в Большой отель, то мог бы и придумать повод, чтобы пообщаться со своей младшей сестрой. Посидеть с ней вдвоём. Ей приходит в голову мысль, что он вообще не в курсе того, что произошло в Лервикене. Может, он не следит за шведскими новостями. Если бы знал, он бы сразу позвонил.

Она сбавляет скорость, съезжает на край дороги и достаёт телефон. Звонит, хотя не имеет понятия, который сейчас час там, на Бали, но телефон Пола выключен. Харриет закуривает сигарету из забытой им в бардачке пачки и выкуривает два «Принца» подряд.

Целая колонна машин припаркована вдоль дороги, ведущей к ферме Сундгудсет. Харриет отмечает логотип четвёртого канала TV4 на одном из автомобилей. Невероятно, что крошечный Лервикен переполнен репортёрами, думает она, паркуясь у отцовского дома. Голова Като высовывается через калитку, но Эушена не видно. Она захлопывает дверь машины и торопливо спускается по тропинке к гавани. Идёт мимо маленьких кирпичных домов, стоящих вдоль прогулочной улицы. Мальвы, растущие у фасадов домов, начали отцветать и бывшие когда-то бутонами соцветья превратились в коричневые коробочки с семенами.

Ивонн нигде не видно, а Эушен сидит на скамейке возле форта и смотрит прямо перед собой. Она замечает его сразу за гаванью. Харриет машет ему рукой, но Эушен её не видит. Она ускоряет шаги.

– Привет. – Она присаживается на скамью рядом с ним.

– Это ты пришла? – спрашивает Эушен. – Разве ты не на работе?

– Да, была на работе, но ушла немножко раньше. Я сама могу распоряжаться своим временем, – отвечает Харриет. Это не совсем правда, но она не хочет выдавать Ивонн, которая ей позвонила. – Почему ты здесь сидишь?

Эушен поворачивается к ней, поглаживает своими худыми, слегка узловатыми пальцами подбородок. Зелёные глаза увлажнились.

– Харриет, я не знаю, я бы хотел… – Он обречённо вздыхает. – Я не помню, что я собирался делать.

– Сколько ты уже тут сидишь? – Харриет видит, что отца трясёт озноб, ведь рубашка тонюсенькая. Ветер с моря холодный, она снимает с себя куртку-бомбер и набрасывает ему на плечи. Раньше он бы начал протестовать, но сейчас ни один мускул не шевельнулся на его лице. В знак благодарности он гладит её руку, не встречаясь с ней взглядом.

– Я считаю, здесь, в бухте, так красиво, Харриет. Когда меня не станет, я хочу, чтобы мой пепел развеяли здесь по ветру, ты и Пол, – говорит он наконец.

Харриет смахивает слезу, которая упорно просачивается сквозь ресницы.

– Пойдём домой. Вы с Ивонн ведь обычно пьёте послеобеденный кофе в это время. Ты же не хочешь это пропустить?

Эушен вопросительно смотрит на неё, и Харриет берёт отца за руку, чтобы помочь ему подняться со скамьи. Когда она обхватывает его руку выше локтя, то чувствует его худобу, под кожей только твёрдая кость. Она осматривается. Терраса у ресторана в гавани и веранда кафе переполнены народом, наверняка репортёрами газет. Из маленького магазинчика в доме за их спиной выходит чета Нюман с маленькой таксой Беатрис.

– Привет, – машет им Харриет, надеясь, что они не обратят внимания на чересчур уж модную куртку на плечах Эушена.

– Ой, добрый день, Харриет, ты здесь, навещаешь профессора юрисдикции?

Фру Нюман улыбается ей, а герр Нюман кивает согласно с супругой. Каждый раз, когда они встречаются, фру Нюман обязательно упоминает, что Эушен – профессор, будто бы Харриет не знает, кто её отец.

– Какой кошмар, невозможно поверить, что это правда, – продолжает фру Нюман, качая головой. – Куда катится мир? Даже здесь уже больше невозможно чувствовать себя в безопасности.

– Нет, в безопасности и в самом деле себя больше не чувствуешь, – дополняет герр Нюман.

Собачка Беатрис подбегает к Эушену и прыгает на его ноги. Она чуть-чуть не достаёт ему до колен.

– Давненько мы не видели Дугласа с Лаурой. Они не смогли прийти на приём по случаю торжественного открытия нашей веранды, – продолжает фру Нюман.

– Но это же было в прошлом году, – говорит герр Нюман.

– Да, достроена веранда была в прошлом году, а приём мы устраивали этим летом, – поправляет мужа фру Нюман, бросая на него раздражённый взгляд. – Есть такие люди, которые говорят, будто Андерссоны чересчур задирали нос, но мы считали их приятными. Нас обычно приглашали к ним на праздник Святого Мартина[6], и эти приёмы всегда были весьма щедрыми. Мы ведь были единственными из этих мест, кого они приглашали, или ты тоже был у них в какой-то раз, Эушен? Вы с Дугласом, быть может, лучше знали друг друга, вы ведь, так сказать, принадлежите к одному ремесленному цеху?