Очевидец Нюрнберга

После моего последнего визита в Гарделеген и разговора с этими смышлеными и любознательными подростками я задал себе вопрос, которого не задали мне они. Если бы Гитлер не был антисемитом или если бы я не был евреем, как бы я повел себя в нацистском Гарделегене? Подростком я жалел, что не могу вступить в гитлерюгенд. Мои бывшие друзья шагали под марши и пели бодрые нацистские песни, ходили в походы – они ковали тело и развивали ум ради славы Германии. Соблазнило бы меня вступление в гитлерюгенд? Поверил бы я Гитлеру, когда он заявил, что Польша напала на Германию, что Франция и Англия объявили войну Германии и что он вторгся в Советский Союз только ради того, чтобы тот не успел напасть на Германию? Сумел бы я понять, что песня, собиравшая немцев под флагом, «Германия превыше всего», на самом деле означала «Долой всех остальных»?

Я мог бы ошибиться. Очень легко утверждать, что ты отказался бы надкусывать отравленное яблоко. Если бы я был арийским мальчиком в Гарделегене, возможно, я бы пошел за Гитлером и наверняка лежал бы мертвым в русских степях. Или если бы я пережил войну, будучи взрослым арийцем, я бы всю жизнь раскаивался, что был одним из пособников Гитлера.

Ирония моей судьбы в том, что Гитлер избавил меня от этих искушений и этой участи. Главным образом благодаря предприимчивости матери я не стал жертвой гитлеровской расправы с немецкими евреями. Наоборот, с отъездом из Германии в 1938 году Гитлер и его нацисты открыли передо мной море возможностей и приключений, в котором я не растерялся и добился успеха. Во мне воспитали те общечеловеческие ценности, которые я сохранил на всю жизнь.

Теперь, на покое, я получил совершенно неожиданный шанс поделиться тем, что я понял о тирании, ненависти и предрассудках, о благах свободы и демократии под защитой мудро написанной конституции и о человеческом братстве. Сейчас у меня есть друзья во всем мире, даже в Гарделегене, моя жизнь сложилась удивительно удачно по сравнению с тем, что было бы, если бы Гитлер никогда не существовал.

На официальном интернет-сайте Гарделегена мы с братом Хэлом в числе двух из пяти его почетных граждан за последние два века. Но кое-кого там проглядели. Благодаря Гизеле Бунге гарделегенцы смогли узнать о своем прошлом и построить лучшее будущее. Я считаю ее самым почетным гражданином города.

Эпилог Нюрнберг пятьдесят лет спустя

Американский еврейский комитет и Академия евангелической церкви (самой крупной христианской конфессии в Германии) пригласил меня выступить с речью в 2002 году в главном соборе Берлина. К моему изумлению, немецкая пресса и телерадиовещательные компании подробно рассказали о моем детстве в нацистской Германии, о моих приключениях по всему миру, разговорах с поборниками нацизма и свидетелями на Нюрнбергском процессе, моей жизни в Америке, морских путешествиях и поездках в Гарделеген. В декабре того же года меня пригласили в Нюрнберг. Немецкий президент Йоханнес Рау только что открыл там новый музейно-образовательный комплекс Центр документации по истории съездов нацистской партии, который прослеживал взлет и падение гитлеровской Германии. Мне предоставили честь первому выступить в этом центре.

Чтобы освежить память, я попросил разрешения зайти в зал заседаний перед выступлением. Было пять вечера, 24 апреля 2002 года, шестьдесят один год без двух дней спустя после того, как я высадился в Америке.

Мой провожатый открыл массивную деревянную дверь, взял меня под локоть и легонько подтолкнул в зал 600, где заседал Нюрнбергский трибунал.

– Почему здесь так темно? – спросил я.

Я слышал приглушенные голоса, но не видел лиц. Вдруг меня ослепили вспышки фотоаппаратов и видеокамер. Кто-то раздвинул занавеси, и я увидел репортеров, у которых ручки замерли над блокнотами, аудиоинженеров с микрофонами на стойках, направленных в мою сторону. Вот так сюрприз!

Вместо того чтобы дать мне тихо сходить в зал заседаний, как я просил, без моего ведома устроители организовали пресс-конференцию!

– Вы были главным переводчиком американского обвинения на процессе над главными нацистами в 1945 году? – прокричал кто-то.

– Да, – сказал я.

– Покажите, где сидели нацисты. Где были судьи, прокуроры?

Вопросы сыпались на меня один за другим.

Каждая деталь зала 1945 года запечатлелась в моей памяти, но многое поменялось. Тогда с левой стороны зала в два ряда сидели подсудимые, а за подсудимыми и вокруг стояли молодые американские солдаты военной полиции в блестящих белых шлемах, белых перчатках и поясах, стараясь быть одновременно бдительными и неподвижными.

Я показал на место, где стоял судья Джексон, главный американский обвинитель, когда сказал: «Мы должны быть готовы к тому, что трибунал сочтет некоторых подсудимых невиновными. Иначе можно было бы просто их всех повесить!»

Исчез стеклянный бокс у задней стены, где судебные переводчики напряженно ловили каждое слово. Я объяснил: