Очевидец Нюрнберга

Нескольким другим пленным не так повезло. Одному солдату приказали отвести их подальше назад. Вернулся он один. Что случилось с пленными? У солдата вдруг случился приступ ужасного поноса. Он не мог сдерживаться и присел на корточки. Один немецкий пленный увидел это, подговорил остальных развернуться и напасть на американца. В отчаянии американец расстрелял их всех из автомата. Да, «не спрашивай, не говори» – это не сегодняшнее изобретение[14]. В то время как солдаты войск СС оскверняли, увечили и пытали захваченных американских солдат, я никогда не видел, чтобы американские солдаты плохо обращались с немецкими военнопленными или гражданскими лицами. Но кто знает?

Когда мы делали доклад командиру, мы всегда начинали радиопередачу с позывных «Чарли Обоу, ответьте, Чарли Обоу». Так обозначался командир – инициалами CO, командующий офицер. Как-то раз мы слушали переговоры немцев по радио, и я услышал, как они спрашивают друг друга: «Wer ist der Charlie Oboe, wer ist der Charlie Oboe?» («Кто такой этот Чарли Обо?»), и я влез и сказал: «Halt dein Maul, du Dummkopf, der Charlie Oboe schreibt jetzt deinen Namen in sein Buch» («Заткнись, тупица, Чарли Обоу уже записывает твое имя себе в книжку»). Еще я назвал их Dummkopf Nazis (тупые нацисты).

Через несколько дней в районе Рейна мы увидели остатки линии Зигфрида. Там, среди почерневших взорванных бункеров валялись мертвые лошади, задрав ноги, и немецкие солдаты, чьи лица застыли, как жуткие восковые маски. Вонь от человеческих и лошадиных трупов смешивалась с запахом пороха и бензина, и от нее никуда нельзя было деться. Так пахнет поле боя. Кучки ошарашенных немецких солдат и гражданских шли на запад, подальше от войны. Солнце разогревало эту вонь, как и слой тонкой пыли, в которой я начал узнавать характерный признак артиллерийского обстрела. Воздушные бомбы оставляли глубокие воронки и разрушенные здания; снаряды превращали бетон, кирпич, известку и все остальное в пыль.

Перейдя Рейн по понтонному мосту, мы снова приступили к своим обязанностям – к разведке. Поставив свои машины на железнодорожной насыпи, возвышавшейся над окрестными лугами и болотами, мы заметили группы отступающих нацистов. Я крикнул, что мы американские СС. Это тут же привлекло их внимание, и большинство сдалось. За следующие дни я нахватался армейского немецкого, потому что товарищи подзуживали меня, чтобы я уговаривал немцев сдаться. Случались и перестрелки, и мы потеряли нескольких человек из наших.

Машины вермахта по большей части оказывались легкими мишенями, у них не было бензина, а у многих и боеприпасов. Мы расстреливали их, чтобы на них уже нельзя было ездить. Однажды ночью, пробыв на задании тридцать часов подряд, мы устроились на ночлег, выставили машины пушками наружу и заснули внутри, не выставив часовых. На следующее утро мы проснулись и увидели бредущих недалеко немецких солдат с белым флагом, человек двести, выглядывая, кому бы сдаться! Мы велели им идти на запад, пока кто-нибудь их не захватит. Они сложили автоматы и винтовки рядом с грудой ручных гранат и ушли.

Так это продолжалось, пока мы не дошли до города Фройденштадт в Шварцвальде, который преграждал нам дорогу на восток в Южную Германию. Едва мы вошли в город, как нас стали обстреливать, и мы поспешно отступили. Чуть погодя вышла группа немцев в штатской одежде и солдат с белым флагом. Они хотели сдать город, но не могли, потому что там окопалась часть СС. Я велел им либо добиться, чтобы эсэсовцы сдались, либо уходить. Они сказали, что не контролируют СС. Мы приказали: «Уберите их к трем часам, или мы расстреляем ваш город». Мы привели тяжелые танки и артиллерию. В три часа артиллерия расчистила нам путь через город, превратив его в пыль. Идя по нему, мы время от времени еще слышали стрельбу, но оставили подчищать тех, кто еще сопротивлялся, пехоте.

В следующей деревне произошел один комический случай. Два наших солдата с энтузиазмом захватили немца в темно-синей форме. На нем была великолепная фуражка с галуном, Железный крест на груди и золотые полосы на рукавах. Солдаты были уверены, что захватили адмирала, пока я не объяснил, что это почтальон в медалях с Первой мировой.

Продвигаясь на восток, мы натыкались на очаги сопротивления со снайперами, а иногда с упертыми эсэсовцами. Никто из нас не хотел погибнуть в последние дни войны, но мы шли вперед. Иногда мы не останавливались больше суток. Помню, как заснул на месте и упал прямо на руль джипа. В одной деревне солдат из только что прибывшего пополнения, которое присоединилось к нам всего за несколько часов до того, погиб от пули снайпера. Заметив, что выстрел раздался из проема в черепичной крыше церкви, я выстрелил по нему из снайперской винтовки, и тело немецкого солдата упало в церковь перед алтарем. Мы ворвались туда и убили дюжину снайперов.