Очевидное-Невероятное (СИ)

— Тихо! — Добрыня Никитич предупредительно занёс надо мною руку. — Давайте серьёзно — говорил он вам про солнечную сторону жизни?

— Говорил, — с лёгким сердцем признался я. — Кажется, только это и говорил!

— Ну вот, видите! А что это значит — выйти на солнечную сторону жизни? Ну-ка?

— Типа… жить подлинной жизнью, а не… вымышленной… — промямлил я.

— Верно! Так вот самый лучший способ выйти на солнечную сторону жизни лично для вас — это возглавить Чёрный Квадрат. Остальные подтянутся. Примерно соображаете?

— Странный вопрос, если учитывать место действия!

Я даже сам удивился, откуда слова берутся! Посмотрел на себя со стороны и подумал: «А чем, чёрт возьми, не Председатель ЧК?»

— А вот нагружать меня не надо, — предупредил Комиссар. Зацепило его! — Философией и политологией у нас занимается специальное подразделение! Ясно?

И он показал мне кулак такой величины, что захотелось пустышку и — в люльку!

— Алконост тоже «за». Так что, как говорится, примите поздравления!

Он уже в который раз за ужин собирался выпить вина, но в последний момент, озарённый какой-то яркой мыслью, вскочил и бросился к окну, днём оно как раз выходило на нужную сторону, невидимую с улицы.

А я вдруг совершенно не к месту вспомнил про свой чемодан.

— Какой чемодан! — вообще не понял богатырь. Только что, угрожая мне справедливой расправой, он запачкал руку в салате и теперь не смущаясь, вытер её о подол пиджака. — Ах, да, чемодан… Не волнуйтесь, ваши личные вещи вам здесь не пригодятся. У нас многие так и говорят: «здесь вам не там»! Идите-ка лучше сюда, я вам кое-что покажу!

Мы стояли рядом, но у меня было полное ощущение, что Добрыня, мать его, Никитич на Луне! С одной стороны это хорошо, потому, что далеко, с другой — плохо, потому, что высоко — свалится на голову, костей не соберёшь!

За окном я увидел несколько корпусов, утопающих в зелени, светящиеся дорожки между ними, небольшой аккуратный фонтан, окружённый плохо различимыми в темноте, скульптурами, что-то ещё и снова — тёмную громаду Храма с куполами. «Что-то ещё» напоминало очертаниями то ли Обелиск, то ли столп, наподобие Александрийского, (ну, не он же сам!), то ли Космический корабль в стартовой позиции. В любом случае, высота этого сооружения была впечатляющей! Что это было на самом деле, я узнал уже только наутро.

— Видите? — выждав несколько минут, спросил Комиссар. — А теперь зажмурьтесь и посмотрите на это спокойно и отстранённо. Посмотрели?

— Посмотрел.

Мне показалось, что сквозь прищур я вижу двор детства, только вместо храма старая водонапорная башня у колхозного рынка.

— И что?

— Ничего определённого. Всего понемногу, как… в оливье!

— Браво! Точнее не скажешь! — Мне показалось, что не меня несколько раз опустили бетонную плиту — так комиссар похлопал меня по плечу. — Вот это и есть Чёрный Квадрат! — Тут он обдал меня таким перегаром, в сравнение с которым исчадие ада — невинный дымок от спички! — И вы — его Председатель! Чёрный Квадрат, как истинное этическое воплощение солнечной стороны жизни! Каково!

— Весомо и однозначно, как приговор! — честно признался я. Нет-нет, серьёзно, его слова глубоко запали мне в душу! — Тогда вопрос!

— Валяйте!

— Если я — этическое воплощение, то зачем тогда вы?

— А мы, извините, только фильтруем. Если что — по балде! Так что всё теперь в ваших руках! Рулите правильно и когда-нибудь куда-нибудь доедете!

Не знаю, откуда это, но меня не покидало ощущение, что богатырь всё время произносит чужой текст — так не вязалось всё сказанное им с его сногсшибательным, эпическим раздолбайством!

Добрыня Никитич вернулся к столу и всё-таки осушил стакан, в результате чего количество пятен на рубашке увеличилось вдвое.

— Слева по коридору бывший спортзал. Теперь это ваш офис. Ваше министерство. Ваш командный пункт. Ваша звёздная пристань, чёрт вас всех задери! Могу перечислять ещё полчаса. Могу, но не буду! — И повторил, как-будто кто-то сильно настаивал на перечислении, — Не буду и всё!

— Ну и правильно, — поддержал я Комиссара. — И не хер тут!

Видно, в знак особого расположения, он собирался дать мне по морде, но я увернулся, при этом больно ударившись головой об оконный косяк!

Он с трудом нашёл рабочий стол, а на нём — уже только исключительно на ощупь — нужную бумагу.

Я всё ещё находился возле окна и видел, как Площадь Вздохов пересёк духовой оркестр, исполняющий марш Лейб-гвардии Преображенского полка. Виду того, что сильно фальшивил бас-кларнет и ещё сильнее — почти все медные, включая литавры, мотив угадывался с трудом. Музыкантов это, впрочем, совсем не беспокоило, ребята были, как один, веселы и бодры, не сомневаюсь, что каждый из них смертельно бы обиделся, назови вы его Сальери, а не Моцартом!

Я хотел спросить, кто они и по какой нужде в столь поздний час отпечатывают по брусчатке, но, трезво оценив возможности Комиссара, понял, что до ответа не доживу. Добрыня Никитич поманил меня рукой, передал распечатку и, удостоверившись, что я крепко держу её в руке, бессильно склонил буйну голову на стол. Читай — на плаху!