Читаем Очевидное-Невероятное (СИ) полностью

Моё внимание привлекла афиша концерта Владимира Высоцкого, в ней сообщалось, что великий артист выступает сегодня в Мьюзик-Холле третьего этажа! И знаете, что меня удивило? А вот и не угадали! Меня поразила не столько персона артиста, сколько то, что концерт должен состояться на третьем этаже, ведь со двора отчётливо просматривались лишь два уровня, стало быть, исходя из всё той же теории о «Коридоре и этажах» этому выступлению, не смотря ни на что, настал-таки свой час и я не удивлюсь, если — звёздный!

Но посетить знаменитую концертную площадку можно было уже и сейчас. Другая, менее примечательная афиша Мюзик-Холла третьего этажа информировала о том, что в данную минуту там стартует традиционное занятие музыкотерапией, которое проводит известный музыкальный терапевт и ментальный педагог Модест Мусоргский. Тема сегодняшнего сеанса — «Ночь на Лысой горе».

— Пойдёте? — обратился ко мне красивый статный господин с вьющимися волосами, острой бородкой и в туфлях «на косую ногу», что красноречиво свидетельствовало о его гениальности. Равно, как и вонючие носки, от которых разило за версту. А чего стоило это великолепное скуластое лицо со следами краски, что, в свою очередь, прямо указывало на то, что передо мною натуральный живописец. Я вспомнил недавнюю надпись на стене Лаборатории, столь обозлившую отца Никона — мне показалось, что краска на стене и краска на лице господина — из одной бочки.

— Вряд ли, — ответил я. — Честно говоря, нет нужды!

— В данном случае, это неважно, — сказал господин. — Потому, что нужда есть у него!

— Болеет? — спросил я. Господин согласно кивнул. — Сильно?

— Судите сами…

Он вынул из кармана помятую до крайней степени, репродукцию знаменитого портрета Мусоргского в больничном халате. Тогда я, в свою очередь, достал заветный список и, наскоро пробежав его глазами, воскликнул:

— Ба! Да ведь вы, никто иной, как Репин!

— Илья Ефимович, — сухо представился господин. — Собственной персоной.

И мы троекратно облобызались! Он — формально, я — со слюной!

Я сделал это, не подумав! Он-то ладно, попробовал бы продемонстрировать искреннее чувство, живо залетел бы на нары! Но я! А, может, и хорошо, что не подумал, чтобы так вот с самим Репиным — это ж какая благодать!

— В последний раз их видели с Добрыней Никитичем возле Лаборатории Менделеева в ужасающем состоянии. У Модеста Петровича много заслуг перед родиной, поэтому в «Бутылку» его засовывать не рискнули. Решили, коль музыка имеет уникальные целительные свойства, пусть сам себя и исцеляет. У него столько всего неоконченного, столько новых задумок, ведь ему только сорок два!

— Не волнуйтесь, Илья Ефимович, — от непрошенной гордости к самому себе я готов был взлететь до солнца, почему-то в этот момент сильно напомнившего мне люстру! — Обещаю за него похлопотать! А там — кто его знает, может, ещё и закончит незаконченное и напишет ненаписанное. Чёрный Квадрат на то и чёрный, что ничего нельзя утверждать наверняка.

Живописец поблагодарил меня и мы, обнявшись уже куда теплее, расстались до завтра. Он пообещал, что явится на первое заседание ЧК и, может, по ходу даже нарисует картину.

— А пока, — поделился он со мною по секрету, — работаю над иллюстрациями к «Запискам сумасшедшего» Гоголя. Вы не представляете, каков писатель! Худо, что

отказался от пищи, но, может, мои скромные работы вернут ему хоть какой-то аппетит!

Уходя, он несколько раз обернулся, словно пытаясь убедить себя в том, что кожаная тужурка, галифе и сапоги ему только привиделись!

Последнее, что привлекло моё внимание — это анонс поэтического вечера с участием Сергея Есенина, который назывался «До свиданья, друг мой, до свиданья…»

Не знаю, по какой причине, но именно сейчас прощание поэта я воспринял особенно остро!

К тумбе подошёл расклейщик с огромным рулоном под мышкой и банкой клея. Это был высокий молодой парень с длинными руками и сосредоточенным лицом. Раз сойдясь на переносице, глаза его, казалось, навеки замерли в этой позиции, как единственно возможной и, главное, продуктивной! Как он вообще что-то видел вокруг, непонятно!

На парне была резиновая шапочка для плавания и футболка с шелкографией «Клею всё и всех!»

Он лихо развернул рулон и, обильно смазав край листа клеем, аккуратно приложил его к поверхности тумбы, прямо на сеанс музыкотерапии, лишив, таким образом, потенциальных участников шабаша уникальной возможности отправиться на Лысую гору. Затем расклейшик расправил рулон по всей его длине и запеленал в него тумбу, не оставив прежним рекламодателям никаких шансов. Совершая круговое движение, парнишка сильно наступил мне на ногу, отчего тут же словил увесистого пендаля, которого он, кажется, совсем не почувствовал. «Наверное, как раз потому, — подумал я, — что глаза — в кучу! Всё, что на периферии зрения не имеет для него никакого значения!»

Стоит ли говорить, что единственной афишей, занимающей с этой минуты всю рекламную площадь, была афиша «Рождественского бала в честь национального праздника Нового Хода»!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сердце дракона. Том 7
Сердце дракона. Том 7

Он пережил войну за трон родного государства. Он сражался с монстрами и врагами, от одного имени которых дрожали души целых поколений. Он прошел сквозь Море Песка, отыскал мифический город и стал свидетелем разрушения осколков древней цивилизации. Теперь же путь привел его в Даанатан, столицу Империи, в обитель сильнейших воинов. Здесь он ищет знания. Он ищет силу. Он ищет Страну Бессмертных.Ведь все это ради цели. Цели, достойной того, чтобы тысячи лет о ней пели барды, и веками слагали истории за вечерним костром. И чтобы достигнуть этой цели, он пойдет хоть против целого мира.Даже если против него выступит армия – его меч не дрогнет. Даже если император отправит легионы – его шаг не замедлится. Даже если демоны и боги, герои и враги, объединятся против него, то не согнут его железной воли.Его зовут Хаджар и он идет следом за зовом его драконьего сердца.

Кирилл Сергеевич Клеванский

Фантастика / Самиздат, сетевая литература / Боевая фантастика / Героическая фантастика / Фэнтези