Очевидное убийство

— Да скорее всего никакого и не имеет, конечно. В подъезде сорок восемь квартир, и приехать могли куда угодно. Правда, в это время в половине квартир хозяева отсутствуют, но, конечно, и двадцать четыре многовато.

— Да погоди ты, не тарахти. С чего ты вообще взяла, что машина приезжала именно в этот подъезд?

— Потому что из нее вышел некий мужчина, вошел «именно в этот подъезд», — передразнила я Никиту. — Затем вышел — «именно из этого подъезда», сел и уехал. А через какое-то время приехали ваши.

— Черт! Ох, извини. Придется повторно опрашивать — к кому был гость. Может, он кого-то дома не застал?

— Это вряд ли. Слишком долго машина стояла.

— Ладно, твой «народ» описать этого визитера может?

— Нет, не думаю. Возраст средний, рост тоже, не негр, бороды нет, очки, может, и были, цвет волос неизвестно какой.

— Мда. Ну и то хлеб, не все же свидетели вроде Гордеева. А машину, значит, запомнил?

— Значит, запомнил, любит он их, видишь ли. Я сказала бы даже, более чем запомнил.

— В каком смысле?

Я пересказала Ильину все, что услышала от Славика. Сохраненный для потомков номер произвел на него даже большее впечатление, чем на меня.

— С ума сойти! Если только машина не в угоне, конечно. Да и сам водитель скорее всего не имеет отношения к убийству — что-то не верится в такой полный идиотизм: приехать, поставить машину у дома, подняться, зарезать и уехать, не обращая внимания на то, что машину мог кто-то заметить — но это ж возможный свидетель. И какой — мечта! Был в подъезде примерно в нужное время, мог что-то видеть, слышать и вообще… Ну, Рита, не ожидал. Пора тебе фамилию менять.

Я едва не свалилась с диванчика. Фамилию менять? Как-то раз господин Ильин уже пробовал примерить мне обручальное кольцо — я, правда, решила тогда, что это такой специфический юмор. Хотелось бы знать — сейчас тоже юмор? Я похлопала глазами — этакое безмозглое создание, из тех, которые так нравятся мужчинам. Но получилось не очень убедительно. Роль очаровательной идиотки мне никогда не удавалась.

— Чего-то я не понимаю. При чем тут моя фамилия?

— При таких талантах, свет моих очей, тебе не Волковой надо называться, а Кио. Или Акопян. Кроликов из шляпы доставать.

Тьфу ты! Интересно, мания величия присуща всем женщинам или это только у меня сдвиг на почве собственной неземной привлекательности для противоположного пола? Почему это формула «пора менять фамилию» тут же пробудила в памяти не что-нибудь, а историю с обручальным кольцом?

Самое смешное, что ясные и недвусмысленные предложения руки и сердца — их, наверное, получает время от времени любая особа женского пола, даже если она совсем Баба Яга — меня эти «предложения» пугают до такой степени, что я начинаю озираться в поисках чего-нибудь, способного заменить сапоги-скороходы. Но тем не менее, если месяц-два никаких предложений не поступает, как-то не по себе становится — как при авитаминозе.

Кстати сказать, популярную легенду про то, что, мол все женщины хотят замуж, наверняка придумали сами мужики. По моему скромному опыту, дело обстоит как раз с точностью до наоборот: только-только романтическая история расцветет всеми положенными ей цветами — мужики сразу «давай жениться». И, конечно, тут уж не до романтики.

14. Генри Шлиман. Путешествие дилетантов.

Вячеслав Платонович, адвокат и по совместительству друг семьи Вишневских, встречу с которым устроила Валентина Николаевна, оказался маленьким кругленьким мужчинкой. Лысина, окруженная серовато-седым венчиком, перхоть на воротнике и в довершение всего — обгрызенные ногти. М-да! Воля ваша, но преуспевающего адвоката я представляла себе как-то иначе.

— Вячеслав Платонович, скажите мне — не как адвокат, как адвокат вы обязаны быть убеждены в невиновности подзащитного — просто как человек. Вы сами верите, что Дина не убивала?

Вячеслав Платонович внимательно посмотрел на меня и очень серьезно ответил:

— Да, — он помолчал и очень мягко пояснил. — Понимаете, Рита, я очень хорошо знаю Валю. Дину, конечно, я знаю не так близко, но она росла на моих глазах…

— И вы, следом за Валентиной Николаевной, — абсолютно невежливо перебила его я, просто сыта была по горло этими «туманными соображениями», — полагаете, что «она этого сделать не могла».