Очевидцев, помнится, не было

– Бутылку коньяку и бокал сухого вина, – сказал Сергей буфетчице и, опершись спиной о стойку, стал смотреть на Николая.

О чем думает Николай? И так ли он спокоен, как кажется? Николай пошевелился, и Сергей тотчас отметил: пистолет в правом кармане куртки. И если Масляков ошибся, что-нибудь напутал, то «вальтер» с двух метров прошьет навылет и в спине будет дырка величиной с двугривенный. Сергей надавил поясницей на прилавок. Раз пистолет взял, значит, боится, значит, все идет по плану.

На миг он вспомнил, как в классе восьмом или девятом они играли в футбол. Николай вратарем, а Сергей – нападающим противной команды. Когда матч кончился, Николай подошел к нему, расстегнул рубашку и показал огромный синяк. «Видал? – спросил он и похлопал себя по коленке. – И здесь тоже. А ведь ты не успевал на мяч, зачем ударил? Нехорошо». Сергей отмахнулся, хотел уйти, но потом переспросил: «Нехорошо? – Он рассмеялся: – На твоем бы месте я морду набил, а ты – нехорошо. Чудак». – «Ты же не нарочно», – сказал Николай. И Сергей услышал в его словах убежденность. С того дня все их считали друзьями, так считал и Колька Сбруев. А Сергей не считал, но держал Николая при себе как постоянного зрителя и свидетеля своих подвигов... Позднее, уже в училище, Сергей решил, что Сбруев талантлив, а он, Косых, нет. Но Сергей был первым. Это было вроде должности – надрываться и быть первым. Ему завидовали, а он завидовал Николаю, завидовал и чего-то боялся. Не прощал Сбруеву, что тот живет на четверть своих возможностей. Он отлично знал, что Николай не трус, просто реакция у него чуть заторможенная и подумать он любит, а из-за этого выглядит медлительным. При желании и удобном случае медлительность можно выдать за трусость. Проверкой была та ночь, когда Николай на глазах почти всего города бросился с горящего дома и стал героем, а он, Сергей, отчетливо увидел пламя этого дома – оно плеснуло ему в глаза из тех лет и на полмига ослепило его. Сергей дотронулся до виска и услышал голос буфетчицы.

– Семь рублей сорок копеек, – сказала буфетчица и поставила рядом с Сергеем бутылку и бокал.

Он медленно достал бумажник, еще медленнее отсчитал деньги и, не оборачиваясь, положил на стойку.

– Приятеля встретили? – спросила буфетчица.

– Друга детства. Двадцать четыре года не виделись, – хрипло ответил Сергей. Он никак не мог заставить себя оторваться от стойки.

– Бог ты мой! – воскликнула буфетчица, и Сергей почувствовал, что она всплеснула руками. – Вот счастье-то! Я смотрю, вы с него глаз не сводите? Глядите, как мать на свое дитя. Двадцать четыре года! Сколько же ему лет, другу-то?

– Если доживет, то двадцать пятого декабря стукнет сорок восемь, – ответил Сергей, разглядывая темную фигуру Николая и снова пытаясь угадать, о чем он думает.

– Доживет? – Буфетчица заколыхала массивной грудью. – Скажете тоже. Чай, не война, а он молодой совсем. Вы что же, воевали вместе?

– И вместе воевали, и порознь. По-всякому, – говорил Сергей, оттягивая возвращение к столу.

– Понятно, понятно! А сейчас, значит, встретились. – Буфетчица облокотилась на стойку и подперла щеку полной рукой. – Повезло вам, друга встретили. А уж красавец-то он. Писаный красавец! Кудрявый, чернобровый...

– Красив Николай, это вы точно подметили, – перебил ее Сергей, взял коньяк и вино и пошел к столу.

Николай сидел, навалившись на стол. В его широких плечах, в молчаливой неподвижности всей фигуры было столько миролюбия и доброжелательности, что Сергею захотелось над его головой повесить скромную табличку с надписью: «Осторожно! Опасно для жизни!»

– Второе отделение. – Сергей поставил на стол бокалы, поправил рубашку и галстук, осторожно пригладил редкие волосы. – Выяснение взаимоотношений. Стрельба в программе?

– Ты плохой актер, – устало сказал Николай, – переигрываешь.

Сергей отхлебнул из бокала.

– В случае стрельбы, Коля, я имею перед тобой неоспоримое преимущество. У меня пустой желудок. Неприятно получить пулю в живот после того, как съел два шашлыка и салат. Ты не находишь?

– Я тебе уже сказал, что ты актер скверный. Перестань паясничать.

– У меня сегодня праздник. – Сергей отставил бокал, начал прикуривать, но пальцы не слушались, и он бросил незажженную сигарету на стол. – Я скверный актер? В лагерях актерское мастерство не преподавали.

Николай поймал себя на том, что прикидывает расстояние до его подбородка. Проглотил сухой комок и взял в руки бокал с вином.

Неужели невозможно найти слова, которые бы проняли его бывшего фронтового друга? Наверное, нет, потому что в психике Сергея что-то сломано, или это алкоголический маразм, или мания... С нервнобольным надо быть предельно ласковым.

– В лагерях мне преподавали другое! – Сергей откинулся на стуле и расхохотался. – Посмотри на свои руки. Ты тоже актер липовый, а мерзавец отменный.

Николай с удивлением отметил, что рука действительно дрожала, и неожиданно выплеснул вино в бледное, искривленное ухмылкой лицо.

Сергей успел отшатнуться, только несколько капель попало на волосы.