Очевидцы бессмертия

В одно и то же время я видел себя и летящим в воздухе, и идущим со Старцем по дороге. Я — идущий по дороге, видел себя летящей вдали птицей, и мне радостно было глядеть на свой полёт. А я — летающий над деревьями, видел себя идущим внизу по дороге, утешающим и ласкающим зверей и птиц.

Я видел себя то птицей, красивой, большой и белой, то вдруг замечал, что мгновенно превращался в совсем крохотную птичку, покрытую золотистыми перьями. И меня охватывал восторг от сознания, что я могу меняться и принимать разные окраски оперения.

Желая подражать птичьему пению, я запел человеческим голосом песню так громко и сильно, что эхо её прокатывалось подо мной в лесах и садах, улетало вдаль и снова волною возвращалось от горизонта.

Песня была без слов, не грустная и не радостная, но такая, в которую я вложил всю свою душу и сердце. Это пела моя душа…

Идя по дороге со Старцем, я заметил впереди огромную гору, такую высокую, что посередине её лежала синяя пелена облаков, а вершина поднималась над ними… На самой вершине виднелось солнце.

При виде этой горы всё существо моё встрепенулось, и я спросил Старца, что за гора тревожит душу мою?

Старец отвечал: «Это — Храм Мира Божия».

Когда мы подошли ближе, я увидел на вершине здание огромной величины. Купол его был так громаден, как будто на вершину горы село солнце. Основание Храма было окутано синей дымкой. Священный трепет овладел мною при виде этого исполинского храма. Казалось, это не мы идём к нему, а он плывёт к нам…

Прямая дорога привела нас к ограде и воротам. Такой ограды я ещё никогда не видел: живые деревья росли и сплетались, как виноградная лоза, в прекрасный узор. Уму человеческому не понять, кто велел им так расти. Между сплетённых в узоры живых ветвей свисали огромные розы и золотые плоды. Розы и плоды висели тучными гроздьями и так густо, что ограда казалась от этого изобилия сплошной и непроходимой.

И на дороге, и в ограде виднелись высокие столбы с белыми флагами, в центре которых, как множество солнц, горели и сияли золотые круги, Повсюду порхали прекрасные, как райские цветы, птицы. Они словно сторожили ворота и, завидя нас, подняли оглушительно звонкое пение.

Мы вошли в ворота, сплетённые вязью цветов, ветвей и плодов.

И тогда я увидел Храм Мира Божия вблизи.

Он возвышался над плодовыми садами, купол его и был тем солнцем, которое давно озаряло нам путь. Слепящим золотым огнём горел купол, закрывая весь небосвод. Храм был такой великий, что я почувствовал себя песчинкой.

От этого безмерного солнечного Храма веяло святостью вечного покоя и мира. При виде его душа моя стала шириться, расти, и благость, как морская волна, ворвалась в неё и наполнила всё моё существо. Душа моя светилась, зрение и слух исполнились неведанной остроты и широты…

От ворот нас провожала стая птиц, облепивших нас и певших свои радостные и святые песни.

Мы увидели множество святых людей в белых одеждах, подобных одеянию моего Старца. Они шли нам навстречу, держа в руках знамёна славы, и пели радостный гимн приветствия. Края их белоснежных одежд сияли солнечным светом.

Когда они подошли к нам, то опустились на колени, и мы со Старцем тоже упали на колени и поклонились им, а они нам — до земли.

Одни из них были подобны Старцу, другие молоды, как ангелы Божий. Они были такими родными и близкими, что я не могу выразить словами всей близости сердец и счастья нашей встречи, не способен описать то, что было со мной и кем я был в то время с ними и для них, и они для меня.

Они встретили меня с чувствами неизмеримо более высокими, чем те, с которыми невеста встречает жениха, мать — любимого сына, давно пропавшего без вести, или дети — свою мать; они встретили меня с большей честью и славой, чем встречают царей или первосвященников…

Они, святые и родные, одели меня в священные одежды, возложили мне на голову венец славы и любви. Венец был драгоценным, и на нём были слова о величии, славе, любви и мире. Они взяли меня под руки и, полные любви и радости, повели по священной дороге. Они пели хвалебные песни во славу встречи, жизни, мира и радости.

Я же сам уже не чувствовал себя слабым, грешным, недостойным, чужим и бедным. Сила жизни, могущество и блаженство наполнили душу мою.

Мы шли как бы на великий праздник. И нас ожидала там тьма народа. Душа моя торжествовала, ибо это великое собрание святых ожидало меня, и в честь меня будет праздноваться великое торжество.

Не могу и поныне сказать, я ли там был или моя бесплотная душа, но знаю одно, что множество святых пело хвалебные песни от великой радости, что я туда прибыл.

В садах у реки было приготовлено всё для пира и праздника.

Как в летних царских садах, всё было украшено с неземной роскошью, и под сенью деревьев стояли столы, накрытые для царской трапезы.

Храм Мира Божия стоял на возвышенном месте. Безмерно огромный Храм этот не был похож на наши храмы. Стенами ему служило множество опоясывающих его великих и высоких колонн.

Это множество колонн сверху образовывало кольцо, на котором лежала крыша Храма. Купол светился золотом и был самим расплавленным Солнцем.