Официальная пропаганда Министерства обороны России в описаниях глупости, немощи и трусости народов нашей страны перегнала ведомство Геббельса. Геббельс потом исправился, а Министерство обороны РФ и Главпур — нет.
Так не пора ли честным гражданам собираться под окнами Министерства обороны и требовать ответа от господ генералов о мотивах их поведения? И не пора ли судить наших официальных военных историков, которые описывают наш народ слабым, глупым и трусливым? И хотел бы я знать, почему закон о борьбе с фашизмом не применен против Министерства обороны России и всех засевших в нем марксистов-гитлеровцев с атрофированной совестью?
Господа генералы и офицеры, кому же вы служите? На какую разведку работаете? И кто, расскажите мне, будет защищать от нападок «Военно-исторического журнала» честь народа, страны и армии? Удивительная у нас страна: всем нам за державу обидно, но стоит министру обороны обозвать наших отцов и дедов, сокрушивших гитлеризм, запуганными кроликами, мы все тут же морды свои шапками утрем и больше нам за державу не обидно.
Братцы-товарищи! А ведь это наша великая, любимая и прекрасная Родина! Да поддержите же меня! Я ору на весь свет, что мы не дураки, что мы не трусы, не кретины, не бедняги, лишившиеся ума, и не запуганные кролики!
Русские офицеры, есть ли храбрец среди вас, кто не побоится выступить против главпуровско-геббельсовской клеветы?
Офицеры Украины, смелые есть?
Офицеры Белоруссии, почему молчите? Это и о вашей чести спор.
И всем вам, господа офицеры, вопрос на завал:
ЛЬЗЯ ЛИ, БРАТИКИ, ТАК ОТНОСИТЬСЯ К РОДИНЕ СВОЕЙ?
А вот в «Красной звезде» (19 сентября 1995) выступает режиссер Григорий Наумович Чухрай: МЫ НЕ ИЗ ПУГЛИВОГО ПОКОЛЕНИЯ. Это заголовок такой.
Григорий Наумович рассказывает: «Сегодня многие „умники“ в печати рисуют время моего поколения как время страха и покорности. Это вранье. Не такие уж мы были пугливые… Встречи с Жуковым запомнились мне на всю жизнь. Вопросы мои бывали и примитивны, и глупы. Жуков обычно выслушивал их внимательно, с ответами не спешил, видимо, искал простую, понятную мне форму, помолчав, отвечал. Его ответ бывал точен, как формула. Меня интересовала личность Сталина. Я хотел показать ее в моем фильме.
— И все-таки, — спрашивал я, — чем объяснить поступки Сталина перед войной и в первые месяцы войны?
Георгий Константинович смотрит в пол. Я думаю: бестактный вопрос (тогда ведь далеко не все было ясно и известно о начале войны). Наверное, он не хочет об этом говорить.
Георгий Константинович поднимает глаза на меня и произносит четко: «Сталин боялся войны. А страх — плохой советчик"».
Ах вот оно что! Поколение Чухрая — не из пугливых. Сам Чухрай — ужасно храбрый. Жуков, понятно, тоже себя трусом не считает. Выходит у Чухрая и Жукова, что один только Сталин боялся.
Григорий Наумович, здорово это вы придумали: Сталин — трус, а я, Чухрай, — не из пугливого поколения. Я храбрее Сталина.
А между тем… Григорий Наумович, на честность Жукова в данном случае полагаться не приходится. Во время XX съезда КПСС Жуков был вторым человеком в государстве после Хрущева. Если не первым. Все хрущевские «разоблачения» Сталина были возможны только с согласия Жукова и при активной жуковской поддержке. И когда Хрущев рассказывал, что Сталин руководил войной по глобусу, первый заместитель Сталина по руководству войной товарищ Жуков почему-то не возразил. Куда же в тот момент девались хваленые жуковские прямота и храбрость? И когда Хрущев врал про то, что в Красной Армии было мало танков и самолетов, что не хватало даже винтовок, Жуков почему-то помалкивал. Мало того, сидя в президиуме, в ладоши бил. Если самолетов и танков было мало, то следовало сказать, сколько именно их было. Если не хватало винтовок, то следовало назвать их число. Но этого Хрущев почему-то не сделал. И Жуков стремления к правде не проявил. В мемуарах своих количество наших танков и самолетов так почему-то и не вспомнил, прикинувшись слабоумным. И количество винтовок не назвал.
При Сталине Жуков был сталинцем. При Хрущеве вдруг заделался отъявленным хрущевцем-антисталинцем. Это он Хрущева к власти привел, это он дал зеленый свет всем хрущевским «разоблачениям». Без согласия Жукова не было бы вовсе никакого XX съезда КПСС, из мерзости и вони которого наш народ так еще и не выбрался. А после Хрущева Жуков вдруг снова стал сталинцем, хрущевские вымыслы про глобус опроверг, а вымыслы про сталинскую трусость поддержал и усилил. Потому как линия такая была задана Идеологическим отделом ЦК КПСС: про глобус опровергать, а про сталинскую трусость подтверждать.
Если бы мемуары Жукова вышли при Хрущеве, то это были бы одни мемуары, а при Андропове это были бы совсем другие мемуары. При Брежневе Жуков писал одно, а при Горбачеве писал бы другое.
И Хрущев, и Геббельс, и Некрич, и Жуков, и Чухрай рассказывают нам, что Сталин боялся Гитлера.
А мы усомнимся. Мы обратим внимание на нестыковку.