Очищение

— Ты обещаешь мне, что защитишь Курия?

— Обещать не могу, но посмотрю, что можно сделать. Ну, давай же: имена.

— Корнелий Цетег, Кассий Лонгин, Квинт Анний Килон, Лентул Сура и его вольноотпущенник Умбрений… — Она помолчала какое-то время, а когда заговорила, то ее было еле слышно. Неожиданно имена полились потоком, как будто таким образом она хотела сократить свои мучения. — Аутроний Паэт, Марк Лека, Луций Бестий, Луций Варгунт.

— Подожди! — Цицерон смотрел на нее в изумлении. — Ты сказала Лентул Сура, городской претор, и его вольноотпущенник Умбрений?

— Публий Сулла и его брат Сервий. — Она неожиданно остановилась.

— И это всё?

— Это те сенаторы, которых Курий упоминал. Но есть еще не члены Сената.

— Сколько всего? — повернулся Цицерон ко мне.

— Десять, — сосчитал я. — Одиннадцать, если прибавить Курия, и двенадцать, если Катилину.

— Двенадцать сенаторов? — Я редко видел Цицерона в таком шоке. Он надул щеки и опустился в кресло, как будто его ударили по голове, потом шумно выдохнул. — Но Сура и братья Сулла не могут использовать угрозу банкротства в свое оправдание. Это измена Родине, видная невооруженным глазом. — Внезапно он вскочил, не в силах больше сидеть на месте. — О, боги! Да что же это происходит?!

— Ты должен их арестовать, — потребовала Теренция.

— Конечно. Но стоит мне ступить на этот путь, когда я смогу это сделать — а я пока этого сделать не могу, — куда он меня приведет? Мы знаем о двенадцати, а сколько их всего? Начнем с Цезаря — как он вписывается во все это? В прошлом году он поддерживал Катилину на выборах; мы знаем, что он близок с Сурой — не надо забывать, что Сура позволил приговорить Рабирия. А Красс? С ним что? Он наверняка замешан. А Лабиний — он трибун Помпея — так что, и Помпей замешан?

Он ходил по комнате как маятник.

— Они не могут все быть твоими врагами. Тогда бы ты давно умер, — сказала Теренция.

— Может быть, ты и права, но все они видят, какие возможности даст им хаос… Одни хотят убить, чтобы этот хаос начался, другие хотят подождать, когда хаос наберет силу. Они как дети, играющие с огнем, и Цезарь среди них — самый опасный. Это похоже на сумасшествие — наше государство сошло с ума. — Какое-то время Цицерон продолжал ходить, представляя себе пророческие картины Рима в руинах, красный от крови Тибр, покрытый отрубленными головами Форум. Все это он описал нам во всех деталях. — Я должен этому помешать. Должен быть какой-то способ…

Все это время женщина, принесшая известие, с удивлением следила за ним. Наконец Цицерон остановился перед ней, наклонился и сжал ее руки:

— Гражданка, тебе было непросто прийти к моей жене и все ей рассказать. Хвала Провидению, ты это сделала! Не только я, но и весь Рим навечно в долгу перед тобой.

— Но что мне делать теперь? — всхлипнула она. Теренция протянула платок, и женщина вытерла глаза. — После всего этого я не могу вернуться к Курию.

— Ты должна, — ответил Цицерон. — Ты — мой единственный источник информации.

— Если Катилина узнает, что я выдала его планы, он меня убьет.

— Он никогда об этом не узнает.

— А мой муж? Мои дети? Что я им скажу? Измена сама по себе — это очень плохо. Но измена с предателем?..

— Если они будут знать твои мотивы, то поймут тебя. Пусть это будет твоим искуплением. Очень важно, чтобы никто ничего не заметил. Выясни все, что сможешь, у Курия. Заставь его раскрыться. Вознагради его по-своему, если это необходимо. Сюда тебе больше приходить нельзя — слишком опасно. Все, что узнаешь, рассказывай Теренции. Вы можете легко встречаться в пределах вашего храма, где вас никто не увидит.

Естественно, она не хотела быть замешанной в эту паутину предательств. Но если Цицерону было надо, он мог уговорить любого на все, на что угодно. И когда он, не обещая впрямую неприкосновенности ее любовнику, сказал, что сделает для него все, что в его силах, женщина сдалась. Таким образом она стала шпионкой Цицерона, а сам он занялся разработкой своего собственного плана.

VI

В начале апреля были объявлены сенатские каникулы. Ликторы опять охраняли Гибриду, и Цицерон решил, что будет безопаснее, если семья отправится к морю. Мы выехали с первыми лучами солнца, тогда как многие чиновники задержались, чтобы посмотреть театральное представление в Риме, и отправились на юг по Аппиевой дороге, сопровождаемые телохранителями из всадников. Мне кажется, что всего нас было около тридцати человек. Цицерон развалился на подушках своего открытого возка, поочередно слушая, что ему читал Сизифий, и диктуя мне письма. Маленький Марк ехал на муле, рядом с которым шел раб. Теренция и Туллия ехали каждая в своих носилках, которые несли рабы, вооруженные скрытыми ножами. Каждый раз, когда навстречу нам встречалась группа мужчин, я боялся, что это наемные убийцы, и к тому времени, когда после целого дня пути мы достигли Понтинских болот, мои нервы были изрядно потрепаны. На ночь мы остановились в Трес Табарне, но из-за кваканья лягушек, запаха гниющей воды и писка комаров я так и не смог заснуть.