Очищение

Джинни разговаривала с матерью почти час. Элизабет старалась подготовить ее к предстоящей встрече. Затем Джинни заказала билет на самолет. В четыре часа дня в пятницу самолет приземлился, она арендовала машину и поехала прямо к дому.

Она поколебалась на крыльце, думая постучать, но в итоге позвонила. Послышались шаги, и через стекло на двери она увидела, как приближается отец. Он распахнул дверь и заговорил с ней через сетку:

— Что вам надо?

Физически он выглядел хорошо. Несколько похудел. Чисто выбрит, волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб. Одет в рубашку с закатанными рукавами, в левой руке — острогубцы.

— Можно мне войти?

— Вы моя дочь, так ведь?

— Да, — слова застряли у нее в горле. — Ты помнишь меня?

Он отворил сетку и впустил девушку.

— Мне говорили, что у меня были жена и дочь. Женщина иногда заезжает. Я занят. Если вы хотите поговорить, вам придется пройти со мной.

Они спустились в мастерскую. На полу стоял наполовину разобранный огромный радиоприемник «Ар-си-эй». Штуковину эту, по-видимому, выпустили еще в сороковые. Это была усложненная модель, с приемом в АМ-диапазоне и на коротких волнах, а также со встроенным проигрывателем на 78 оборотов. Ее отделка была прекрасна — мозаичные накладки темного и светлого дерева. Вертушка была снята, и наружу торчала проводка.

Джинни села на табурет рядом с ним и направила лампу, чтобы отец мог видеть во время работы свои тонкие пальцы внутри приемника. Она не могла найти тему для разговора, столь была заворожена его физическим присутствием, запахом припоя в жарком и заплесневелом подвале, его жилистыми руками и сосредоточенным старческим лицом. Он не делал никаких попыток помочь ей почувствовать себя свободнее.

Она стала спрашивать его о радиоприемнике. Когда он понял, что гостья в состоянии отличить конденсатор от резистора, то позволил помочь себе. Она сняла свитер и опустилась на колени, чтобы быть поближе.

— Почему ты так любишь эти старые приемники? — спросила она его. — К ним трудно достать запчасти. И они даже не ловят в FM-диапазоне, не говоря уж о спутниках. Только политические разглагольствования да речи святош.

Он даже не взглянул на нее, поглощенный работой.

— Я понимаю каждую их часть. Я могу разобрать их до винтика, а потом снова собрать. Современный контур без микроскопа не разглядишь. Я знаю, как он работает, но я не могу прикоснуться к нему. Если он ломается, то починить его нельзя — просто выкидываешь, и все… Лампа не освещает. Надо развернуть приемник. Помоги мне.

Он начал подниматься. Ноги его не слушались, и встать получилось лишь со второй попытки.

— Я стар. И память все ухудшается.

Вместе они кое-как развернули громоздкий приемник, чтобы лампа с верстака освещала необходимое место. Ее отец резко выдохнул и провел рукой по лбу.

— Хочешь коки?

— Конечно.

Из подвального холодильника он достал две старомодные стеклянные бутылки и открыл их, протянув одну ей. Джинни глотнула немного. Украдкой она наблюдала, как он вновь склонился над приемником.

— Хочешь послушать стихотворение? — спросила она.

— Стихотворение? — Отец оторвался от приемника и удивленно взглянул на нее.

— Оно начинается так: «Чудные дела под полуденным солнцем творят те, кто горбатится за золото…»

— Горбатится? Что это означает? — спросил он. Он выглядел доверчивым, словно восьмилетний ребенок.

Джинни придвинулась поближе, чтобы можно было заглянуть внутрь приемника.

— Это означает тяжело трудиться. Вот как мы сейчас.