Даже этот мало славный период в жизни Тухачевского биографы ухитрились представить как едва ли не героическую эпопею, исполненную неслыханных лишений и подвигов. Так, Л. Никулин (Тухачевский. – М., 1964. С. 34) повествует, как после двух неудачных побегов Михаила Николаевича перевели в лагерь для штрафных офицеров в Бад-Штуере, обнесенный двумя рядами колючей проволоки и зорко охраняемый часовыми. Но неугомонный Тухачевский и тут нашел возможность совершить подвиг, с прапорщиком Филипповым он забрался в ящики с грязным бельем и в них выбрался из лагеря. Через 26 дней беглецы достигли голландской границы. Филиппову повезло – он достиг нейтральной Голландии, Михаила же Николаевича задержала немецкая пограничная стража. После этого беглеца заключили в форт № 9 крепости Ингольштадт, где томились самые неспокойные военнопленные, неоднократно пытавшиеся бежать.
Биографы не жалеют красок при описании этого страшного лагеря. Каменное сооружение, наполовину врытое в землю и окруженное широким рвом с водой. В окнах – железные прутья в два пальца толщиной. Несколько рядов колючей проволоки вокруг площадки перед фортом. Стальные двери. Часовых больше чем пленных… С тем большим изумлением узнаешь, что Тухачевский с капитаном Чернявским сбежали из сверхохраняемого места во время… прогулки по городу! Спрашивается, зачем было весь этот форт городить, когда стоило пленному дать подписку, скрепленную честным словом, – и иди гуляй по городу.
А. В. Благодатов, сидевший с Тухачевским в Ингольштадте, спасая репутацию своего кумира, утверждал, что в документах беглецов расписались другие узники. Известный же писатель Роман Гуль считает, что Тухачевский и Чернявский нарушили данное честное слово. «Что такое «честное слово»? – восклицает Гуль. – Перед карьерой, побегом, свободой, жизнью?» (
На этот раз Тухачевскому повезло: 18 сентября 1917 г. он перешел швейцарскую границу, 12 октября был в Париже, 16 октября – в Петрограде. А 20 ноября, после короткой поездки к родным, прибыл в полк.
Перед 24-летним офицером стояли роковые вопросы: «Как жить дальше? Что делать? С кем идти?» И здесь все биографы Тухачевского, как один, стараются убедить читателей в том, что Михаил Николаевич сделал свой выбор на основе идейных соображений. Он будто бы в плену начитался социал-демократической литературы, в частности В. И. Ленина, и пришел к выводу, что правы большевики. Часто в биографиях Тухачевского цитируется один из его французских соузников Гойс де Мейзерак, которому Тухачевский будто сказал: если Ленин поможет стать России независимой и свободной, то он пойдет за Лениным.
Но это не очень-то хорошо вяжется со словами, которые Михаил Николаевич, тоже в плену, сказал другому французскому соузнику, Реми Руру: «Я ненавижу социалистов, евреев и христиан».
Думается, ближе к истине Посторонкин, который дал более простое объяснение мотивов, которыми руководствовался Тухачевский: «Когда он вернулся из плена в Россию, терзаемую смутами и беспорядками, он примкнул к тому лагерю, где, по его расчетам, было легче сделать карьеру».
«Задумчивый, почти рассеянный юноша в тужурке хаки»
Первые успехи в борьбе с внутренней контрреволюцией утвердили тогдашних руководителей Советской Республики в том мнении, что Красную Армию можно будет строить на добровольческих началах без привлечения кадровых военных специалистов. Однако германское вторжение в феврале 1918 г. похоронило эти надежды: в критические дни 18–23 февраля в распоряжении Наркомвоена не оказалось вооруженной силы, способной отразить наступление врага. На повестку дня стал вопрос о создании массовой регулярной армии, построенной по всем правилам военной науки.
По подсчетам генерала М. Д. Бонч-Бруевича, привлеченного Лениным к сотрудничеству с советской властью, в 1918 г. для защиты от немцев стране требовалось не менее 60 дивизий, для которых нужно было 55 тыс. офицеров. Об огромности этой цифры говорит один факт: выпуск всех ускоренных командных курсов к концу 1918 г. составил всего 1773 (!) красных командира.
Стало ясно, что создание Красной Армии невозможно без использования офицерского корпуса старой русской армии. Но представители этого корпуса, не желая участвовать в братоубийственной Гражданской войне, считали службу большевикам неприемлемой для себя.
Немецкое нашествие всколыхнуло патриотические чувства русского офицерства, и оно с готовностью пошло в создаваемую тогда Западную завесу – систему пехотных и артиллерийских отрядов с приданными им для разведки и связи конными частями. Она по предложению Бонч-Бруевича должна была прикрыть от немцев западную границу.