Еще более высокая степень развития нервной системы позволяет ребенку различать отдельные стимулы, объективизировать источник опасности и реагировать на него страхом. Гринкер и Спигель, изучавшие поведение солдат, выявили одну интересную закономерность. В ситуации сильного стресса во время боев реакция солдат на опасность становилась диффузной и недифференцированной. Гринкер и Спигель отмечают, что подобное поведение солдат эквивалентно поведению, в котором меньшее участие принимает кора головного мозга, дифференцирующая стимулы и контролирующая реакции, то есть такие реакции солдат ближе к реакциям младенца.
Очевидно, что при оценке защитных реакций ребенка следует учитывать стадию его развития. Фрейд отдавал себе в этом отчет. Он говорил, что способность новорожденного испытывать тревогу еще не достигла максимальной степени, она развивается по мере взросления младенца и, как он считал, достигает высшей точки в раннем детстве. По мнению Гольдштейна, в некоторых ситуациях у новорожденных можно наблюдать реакцию тревоги, но способность переживать страхи развивается позже.
Соглашаясь с тем, что необходимо учитывать фактор развития, мы переходим к наиболее противоречивому вопросу, который в то же время очень важен для понимания феномена тревоги, – к вопросу о том, что возникает раньше – тревога или страх.
Большинство исследователей согласятся с тем, что у младенца очень рано возникают реакции тревоги. Лоретта Бендер утверждает, что четкие реакции тревоги можно наблюдать уже на восьмой-девятый день жизни новорожденного. Очевидно, что в возрасте нескольких месяцев у младенцев встречаются реакции страха, но, если говорить о младенцах одного-двух месяцев от роду, мне не попадались описания таких поведенческих реакций, которые можно было бы назвать словом «страх». Или же, когда такие ранние реакции называют «страхами», приводятся описания диффузных недифференцированных реакций, которые правильнее было бы назвать тревогой.
Меня удивляет тот любопытный факт, что многие исследователи, занимавшиеся этой проблемой, говорят о «ранних страхах» младенца, но ни один из них не приводит конкретных описаний подобных страхов. Так, например, Саймондс утверждает, что тревога развивается из «примитивных состояний страха», вследствие чего страх для него является более общим и всеобъемлющим понятием, чем такое вторичное явление, как тревога. Но когда Саймондс описывает поведение самых маленьких младенцев в ситуации опасности, мы видим описание тревоги, как, фактически, он сам эти реакции и называет. В действительности, когда речь идет о первых неделях жизни младенца, Саймондс не приводит ни одного описания реакции, которую он бы назвал словом «страх».
Как мне кажется, многие психологи просто «слепо верят» в то, что сначала должен появиться страх, а уже затем – тревога. Это можно объяснить тем, что исследования тревоги в основном направлены на изучение тревоги невротической, – которая, разумеется, имеет более сложную природу и не возникает до тех пор, пока ребенок не может себя осознавать и пока не развиты некоторые другие его способности.
Кроме того, тенденция использовать слово «страх» как более широкий термин, возможно, объясняется особенностями нашей культуры, где в центре внимания стоят такие формы поведения, которые соответствуют доминирующим в наше время методам исследования, то есть к которым удобнее подойти с точки зрения математического рационализма.
Тревога и страх
До недавних пор в психологических работах сравнительно мало внимания уделялось отличию тревоги от страха, иногда же оба эти понятия смешивали на том основании, что они опираются на один и тот же нейрофизиологический механизм. Из-за этого страдало понимание обоих этих феноменов. Реакции страха могут резко отличаться от реакций тревоги, поскольку страх и тревога затрагивают различные психологические уровни личности.
При изучении детских страхов было выявлено, что значительная часть страхов обладает «иррациональным» характером, то есть не имеет отношения к тем неприятностям, с которыми дети сталкиваются в реальной жизни. Заслуживают внимание и такие выявленные в процессе исследования характеристики детских страхов, как «непостоянство» и «непредсказуемость». Все эти данные свидетельствуют о том, что за детскими страхами скрываются какие-то другие эмоции. Строго говоря, само выражение «иррациональный страх» содержит в себе противоречие; если страх невозможно понять как реакцию на конкретную опасность, которая, как ребенок знает на своем опыте, влечет за собой боль или неприятные переживания, тогда это какая-то иная реакция.