Очищение убийством

Она повернулась, не глядя на Эадульфа, и вышла. У нее за спиной Эадульф поклонился настоятельнице и епископу Колману и поспешил за ней. Когда дверь закрылась, Колман поджал губы.

— Это все равно что заставить лису и волка вместе охотиться на зайца, — медленно проговорил он.

Настоятельница Хильда тонко улыбнулась на эти слова.

— Интересно было бы узнать, кого ты считаешь лисой, а кого — волком.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Фидельма остановилась перед дверью в гостевую келью, которая была отведена настоятельнице Этайн. Пока они с монахом-саксом шли из покоев настоятельницы Хильды по мрачным коридорам в ту часть здания, что была отведена гостям, Фидельма не сказала ему ни слова. Теперь ей необходимо было собраться с силами и войти в келью. Но поскольку брат Эадульф решил, что ее неразговорчивость вызвана некоторой обидой на то, что ей, расследуя это дело, придется работать с ним, и предпочел не усугублять эту обиду, теперь Фидельме пришлось в одиночку пересиливать себя, готовясь к испытанию.

Ей предстоит увидеть мертвое тело подруги.

Когда-нибудь она справится с потрясением от гибели Этайн. Этайн была хорошей подругой. Не самой близкой подругой, но все же. Фидельма вспоминала свою встречу с ней накануне вечером, когда Этайн призналась, что покидает монастырь Кильдара, чтобы выйти замуж. Фидельма нахмурилась. Замуж — за кого? За верховного тана Эоганахта или какого-нибудь монаха, с которым она познакомилась в Ирландии? Но разобраться в этом будет еще время, когда она вернется в Ирландию.

Она постояла немного, глубоко дыша, собираясь с силами.

— Если ты не хочешь смотреть на тело, сестра, я могу сделать это за тебя, — попытался успокоить ее Эадульф, явно приняв ее нерешительность за страх перед видом трупа. Это были первые слова, с которыми монах-сакс обратился к ней напрямую.

Фидельма разрывалась между двумя чувствами.

Первым было удивление перед тем, как бегло он говорит по-ирландски, и то, что именно на этом языке он предпочел обратиться к ней своим глубоким низким голосом. Вторым же было раздражение, которое вызвал у нее его слегка покровительственный тон, выдавший истинный ход его мыслей.

Раздражение одержало верх, и это дало ей силы, в которых она нуждалась.

— Этайн была настоятельницей нашей обители в Кильдаре, брат Эадульф, — твердо сказала она. — Я хорошо ее знала. Только это заставило меня остановиться, как сделал бы это любой, у кого есть сердце.

Брат Эадульф прикусил губу. Эта женщина несдержанна и чувствительна, подумал он; ее зеленые глаза подобны двум огням.

— Тем больше причин избавить тебя от этого, — сказал он успокаивающе. — Я искусен в аптекарском деле, я обучался в вашей прославленной медицинской школе Туайм Брекайне.

Но его слова не смирили ее, а только увеличили раздражение.

— А я — доули суда брегонов, — чопорно ответила она. — Полагаю, мне нет надобности объяснять, какие обязанности налагает такая должность?

Прежде чем он успел ответить, она распахнула дверь в келью.

Там царил сумрак, несмотря на то, что за окнами еще не стемнело. До темноты оставалось еще часа два, но серое небо уже омрачилось, и рассмотреть подробности было невозможно — окно в келье было невелико и располагалось высоко под потолком.

— Найди лампу, брат, — велела она.

Эадульф стоял в нерешительности. Он не привык, чтобы ему приказывала женщина. Потом он пожал плечами и повернулся к масляной лампе, висящей на стене наготове, чтобы ее можно было зажечь, когда стемнеет. Понадобилось мгновение, чтобы запалить трут и поправить фитиль.

Эадульф с горящей лампой вошел в комнату вслед за Фидельмой.

Тело настоятельницы Этайн не трогали, оно лежало на спине, как упало в момент смерти, поперек деревянной скамьи, служившей в келье ложем. Она была полностью одета, только без головного платка. Волосы, длинные и светлые, как золотые нити, ниспадали прядями вкруг головы. Широко распахнутые глаза смотрели в потолок. Рот открыт и скривился в отвратительной гримасе. Нижняя часть лица, шея и плечи залиты кровью.

Крепко сжав губы, сестра Фидельма шагнула вперед и заставила себя смотреть вниз, избегая холодных открытых глаз смерти.

— Sancta Brigita intercedatpro arnica mea…[4] — прошептала она. Потом протянула руку и закрыла глаза Этайн, добавив заупокойную молитву: — Requiem aeternam dona i Domine…[5]

Закончив, она повернулась к своему спутнику, который ждал у двери.

— Поскольку нам предстоит работать вместе, брат, — холодно сказала она, — давай договоримся о том, что мы видим.

Брат Эадульф приблизился, по-прежнему высоко держа лампу. Фидельма произнесла бесстрастно:

— Наличествует неровная рана, почти разрыв, от левого уха к центру основания шеи, и еще одна рана от правого уха также к центру, почти образуя букву «V» под подбородком. Ты согласен?

Эадульф медленно кивнул.

— Согласен, сестра. Это, очевидно, две отдельные раны.

— Других явных повреждений я не вижу.