Очкарик

Судьёй на их разводе была женщина. Её предсказуемо не зацепило намерение супруги покинуть страну навсегда, поскольку юго-западнее отыскался вариант мужа поинтереснее. Общее жильё и машину, естественно, с собой туда брать не было ни смысла, ни возможности.

Потому, по логике жены, это всё надо было срочно продать — а деньги поделить пополам. И плевать всем на то, что он сам вкладывался и в дом, и в неновый джип не только деньгами. Душа — она, как известно, в протокол не подшивается и значимым обстоятельством при разделе имущества не является.

На его вопрос о возможных вариантах, судья перестала изображать Бабу Ягу и неожиданно предложила отдать жене половину оценочной стоимости имущества деньгами — тогда и продавать ничего ненужно.

Подумав минутку, Очкарик согласился. Время до крайнего срока выплаты, по решению суда, ещё было; а деньги, если очень захотеть, как-то найдутся.

Уж продать-то это всё можно в любой момент (тьфу-тьфу, знакомства позволяли).

* * *

В нынешнюю армию Очкарик попал, как ни смешно, по собственному желанию: из военкомата однажды банально позвонили на домашний номер и вежливо, не навязываясь, предложили подойти поговорить. Если вдруг контракт ему теоретически был интересен.

Понятно, что с такими соседями стране армия по призыву была больше не актуальна, по чисто техническим причинам. Сам Очкарик тогда аккурат сидел без работы, а домашние ссоры со второй половиной на этой почве уже цвели вовсю.

Когда в том телефонном разговоре ему сообщили возможный уровень дохода, сомнения практически исчезли.

В общем, после беседы уже в самом военкомате, он вообще не раздумывал: сразу попёр на переподготовку на старой базе, что за озером. Семьдесят километров от первой столицы, почти дома.

Там же, в результате смешного и дурацкого случай, он в самый первый день на долгие две недели обзавёлся идеально круглой гематомой вокруг правого глаза. И нынешним прозвищем «Очкарик».

Потом были полгода относительно спокойной рутины уже рядом с базой, между двумя аэродромами.

А потом соседи, они же соратники, предложили кому-то в верхах этот заказ. Наполовину частный, но исполняющийся с привлечением государственного ресурса.

Группер честно сообщил условия наедине и конкретно Очкарику пообещал кое-что из того, чего не должны были знать другие: знание любого языка персидской группы на выходе было актуально даже не соседям, а конкретно ему, родному кэпу.

Ну он и согласился. Один хрен, такая жизнь, что хуже точно не будет. Да и в горах тех он уже бывал, ещё по старому Договору о совместной охране Границ, так что…

На этом выходе Очкарик изображал водителя, оттого и пострадал: задача была решена и группа старательно выбиралась домой, на север.

Засада на серпантине явно состояла из местных, и ставилась на дурака. Потому её просто не ожидали.

В общем, пока именно он выбирался с водительского места, его нога оказалась задетой очень здорово и по-взрослому.

— Идти можешь? — абсолютно безэмоционально спросил кэп.

Тогда Очкарик и понял, что вот, в принципе, всё.

— Нет, идти не смогу. Прикрою. Уходите. — Коротко и зло ответил он, выбирая место, где бы бросить кости.

Тут-то и нарисовался Чапа со своим рацпредложением:

— Не тут! Кэп, давай его чуток на буксир возьмём? Вот там, буквально через пару километров, река зэд-образный поворот делает.

— И что? — всё так же без эмоций уточнил кэп, уже у соседа.

— Да знаю я эти места, — отмахнулся Чапа. — Вернее, очень неплохо помню. Там на козырьке над дорогой его оставим — и где тем трёмстам спартанцам…

Как специально, до своей границы оставался один смешной бросок в десяток километров с небольшим.

По правде сказать, Очкарик подозревал, что с Чапой не всё было в порядке. В том смысле, что больно уж тот походил на местного уроженца. Но задавать лобовые вопросы «соседу» ему было не по чину; к тому же, язык местных сам Очкарик знал не настолько хорошо, чтоб делать выводы самостоятельно.

Ну, как не знал язык хорошо… Фарси, он и есть фарси: хоть тегеранский, хоть форсии кобули (он же дари), хоть форсии тоджики. Просто именно тут в ходу было какое-то местное наречие, кажется, вообще из другой группы. Как бы не шугнано-рушанской, не понятной лично ему от слова «вообще». Вот если бы он доучился в своё время в универе, может, и понял бы здесь что-то в итоге. А так…

Очкарик не обижался. Судьба есть судьба. Видимо, что-то он в жизни делал неправильно, если всё заканчивается вот таким образом.

Упомянутый козырёк над горной дорогой представлял собой каменистую площадку, с которой серпантин горной тропы простреливался влёт.

— А ведь ты отсюда родом, — уже уверенно пробормотал Очкарик Чапе, устраиваясь поудобнее.

Но не был никем услышан, да и не стремился к этому.

Чтоб сковырнуть его с этой позиции, преследователям нужен был миномёт (причём, если говорить именно об этой обстановке, то ещё и с закрытой позиции). По ряду причин, миномёта в обозримом будущем именно Очкарику можно было не опасаться.