Очкарик 2 (СИ)

— Пусть он вначале ответит на мой вопрос, — орчанка, словно проглотив аршин, приближается вслед за метиской на прямых ногах.

— Слушайте, вам что, заняться обеим нечем?!

— А ты что, ничего не хочешь? Совсем? — искренне озадачивается полукровка. — Мои руки говорят мне об обратном, — она красноречиво опускает взгляд вниз.

— Я жду ответа, — вторая девица, потупив взгляд, только что ногой не шаркает.

— Я не знаю, что с вами сейчас делать, — откровенно признаюсь вслух.

Рука Хе сильнее сжимается на моей деликатной анатомии:

— Зато я знаю, что делать, — уверенно заявляет она, подходя вплотную и проводя языком мне от подбородка до кончика носа.

— Она весь день смотрела, как ишак с кобылами совокуплялся, — мстительно сообщает Асем, тоже подходя ближе и упираясь лбом мне в плечо с другой стороны. — А потом она запахла, как перед случкой, и сказала: сейчас мы пойдём тебя соблазнять. Вдвоём.

— А мне сейчас хочется выругаться. Там, откуда я родом, так дела не делаются.

* * *

Слава всем богам, Вадим оказался гораздо мудрее и сдержаннее, чем можно было бы ожидать от человека. Ещё и с распаленной похотью известной частью тела.

Идиотка-метиска принялась так мять его сквозь штаны, словно это было тесто на баурсаки.

Вопреки тщательно скрываем опасениям Асем, он всё же не набросился на них сразу, как только увидел полностью раздетыми.

Еще через полсотни ударов сердца она была ему благодарна за это и искренне жалела, что позволила сумасшедшей подруге так на себя повлиять.

На самом деле, конечно, больной Хе не была. Но в её что мыслях, что в поведении, периодически проскакивали моменты, когда дочь кочевого народа на полном серьёзе думала: а не схватиться ли за кинжал?

Взять хоть и эти её откровенные слова и жесты, когда она облапила орчанку, словно сама была мужчиной.

Вместо того, чтобы уподобиться тому ишаку с противоположной стороны холма, Вадим спокойно предложил вначале поговорить. Не отказываясь от возможного продолжения.

Хе в ответ на это задумалась и даже ослабила хватку на его штанах.

Сама Асем, с облегчением хватаясь за такой шанс исправить собственную тупость, поторопилась принять предложение от имени обеих.

А ещё через какое-то время они втроём пили чай, периодически подбрасывая саксаул в костер под малым казаном (больше кипятить воду было не в чем).

* * *

— Я не догадывался, — честно отвечаю подруге на её вопрос о происхождении, когда спадает спровоцированное ими на ровном месте напряжение. — Я ещё когда возле вас первый раз появился, когда мы с тобой познакомились, подумал: у тебя глаза слишком умные. Потом оказалось, что ты умеешь читать-писать. Но при этом знаешь, как обращаться с большими табунами, включая племенные.

— Ты умный, — спокойно кивает орчанка, перемешивая палочкой угли под посудиной.

— А чего? Что в этом такого? — сонно подает голос Хе.

Наша эльфийка, считающая себя орчанкой, под нашим же влиянием натянула на себя штаны и жилет.

Застёгивать последней она наотрез отказалась, прислонившись всем телом ко мне и положив голову на плечо.

— Ему приятно, — некстати прорезается Асем, указывая взглядом на молочные железы метиски, упирающиеся в меня.

— Ты же говорила, что эмоций не чувствуешь? — тут же просыпается полукровка, оценивающе глядя на меня.

— А сейчас его телу приятно, — пожимает плечами Асем. — Не эмоциям. Вернее, о них я просто не знаю.

— Если она умеет читать и писать, значит, принадлежит к их элите. — Отвечаю метиске то, что с орчанкой мы и так понимаем. — У кочевников с этим достаточно строго, по крайней мере, на вашем уровне развития. Умеешь читать, при этом ещё являешься женщиной — значит, дочь крайне непростых родителей.