Очкарик

— Наверное, ужасно полнит? — сказала Кася, рассматривая длинную плиссированную юбку. Приложила к себе и засмеялась. Действительно, наряд не убавлял ей килограммов, тем не менее то, в чем она пришла, тоже не превращало ее в модель, хотя именно в этом Кася была уверена на все сто процентов. Ивона про себя подумала, что подружка права, но, не подавая вида, лишь передернула плечами.

— И что, у тебя не будет «безе» из множества тюля и шифона? И фаты? — разочарованно пролепетала вторая подружка, Аня, потряхивая разноцветными лентами для венка, словно разгоняла ими мух. А потом взглянула на Ивону с искренним сочувствием: — Тебе не жаль?

Ивона тяжело вздохнула. Что она могла ответить? Это был ее второй этап. Подружки же по-прежнему пребывали на первом. Их парни, как и большинство хайнувской молодежи, работали в Ирландии. Приезжали два раза в году и почти не выпускали Аню и Касю из постели. Всегда, после Рождества и Пасхи, девушки ездили в Белосток за абортивными таблетками, потому что — как они утверждали — это было проще и дешевле, чем бессмысленно травиться контрацептивами в течение целого года. Они надеялись на то, что их парни, разбогатев, вернутся насовсем. Мечтали о свадьбах, белых платьях и новых шикарных авто, на которых они будут разъезжать по городу. Ивона считала, что все будет совсем по-другому. Ребята не вернутся совсем, потому что найдут себе новых девушек, либо, что еще правдоподобнее, окажутся в тюрьме за контрабанду или финансовые махинации. Она не верила в сказки о том, что они пашут на стройке. Ее божественный любимый Квачок, как она называла его в апогее их романа, тоже рассказывал волшебные сказки. А о том, что происходило на самом деле, она узнала в тюремном зале ожидания. Во второй раз Ивона не даст себя обмануть.

В окно она увидела мать. Как ни странно, без постоянной сигареты во рту. Это слегка обеспокоило Ивону. Вожена направлялась к дому уверенным шагом, держа под руку пожилую женщину в платке. Портниху посоветовал Петр и попросил уважительно к ней относиться.

— Алла — моя кума, — предупредил. — Почти родственница.

Почти, потому что большинство его настоящих родственников были уже мертвы либо обустраивали собственные могилы, как ровесники Ивоны новые дома.

— Еще и такой старый, — прошипела Аня Касе. — Он мог бы быть моим дедом.

— Или прадедом. Моему деду еще далеко до шестидесяти, — заявила Кася гораздо громче. И вдруг бросила юбку с отвращением. — Ты видела? На ней личинки моли!

— Так не трогай! — Ивона раздавила пальцами насекомое и положила юбку на место, после чего повернулась к подруге и заявила: — Я все слышала. Да, он старый, но очень хорошо ко мне относится.

— А как ты будешь с ним целоваться? У него усы!

— Главное, что зубы у него свои, — подытожила Кася. — А то без зубов было бы трудновато. Я знаю, потому что Генке однажды выбили по пьяни.

— Свои? — переспросила Аня, но тут же с отвращением скривилась и махнула рукой. — Хотя, уж лучше не знать.

Ивона с сочувствием взглянула на подруг.

— Мне не придется с ним целоваться.

— Как это? Ведь это будет твой муж.

— Нет, и все.

— А тебе какое дело? — Кася прибавила звук в телефоне. Сейчас в моде была Маргарет. — Достаточно того, что он богатый. Правильно делаешь, Ивка.

Она вытащила пилочку из целлофановой сумочки а-ля Шанель и начала старательно выравнивать поврежденный ноготь. Розовый лак отскакивал целыми кусками, но Кася не обращала на это внимания. Доведя дело до половины, она достала пузырек лака и закрасила прорехи, не утруждаясь удалением культурных слоев, и принялась сушить ногти, резко размахивая руками. Сейчас она напоминала выброшенного на берег тюленя. Ногти еще не высохли, когда она указала на свадебный наряд.

— Может, у него есть подходящий друг? Тогда я бы тоже такое надела. Чем старше, тем лучше. Быстрей помрет.

— А если Квак придет на свадьбу? — решилась спросить Аня.

— Не придет. — Ивона смерила ее взглядом, и подружки поспешили пересесть на скрипучий диван, после чего принялись заглядывать под пленку, которой был накрыт телевизор. Она по-настоящему удивилась тому, как быстро они замолчали.

— Если явится и устроит спектакль, то он покойник, — услышала она за спиной решительный голос матери. Это объясняло поведение подруг.