Очки для секса

— Поделитесь рецептом?

— За умеренную плату — легко.

— Готов платить.

— Не спешите. Вы же о сумме не осведомлены.

— Осведомлен. И готов предложить.

— Очень «Бесприданницу» напоминает, Вам не кажется?

— Вечный сюжет.

— Пойдемте обедать. За суп и бокал вина я Вам всё расскажу.

Они смеялись до слез, когда Аня раскрыла свой проект «как заработать большие деньги». Заключили сделку. Ане бесплатные завтраки, обеды и ужины. Александру Дмитриевичу — её свободное время. И еще — право «первой ночи», в смысле первого чтения того, что настучится в перерывах между приемами пищи.

— Аннушка, меня с какого-то времени занимает вопрос о сожалениях.

— В смысле? — Аня положила на стол зажигалку.

— Вы курите? Могу я купить Вам сигареты?

— Спасибо, не курю.

— Но зажигалка?

— Пока она лежит на столе, я не закурю — такое дело.

Александр Дмитриевич рассматривал зажигалку, пытаясь понять, в чем её секрет.

— Жучка в ней нет, если Вас это тревожит. Можете её разобрать и проверить.

— Верю Вам на слово, — Александр Дмитриевич сказать-то сказал, но еще не до конца поверил в это.

— Так о каких сожалениях Вы начали говорить? — Аня старалась отвлечь внимание от своей зажигалки.

— Ах, да. О чем жалеет человек. В свои почти шестьдесят я с улыбкой вспоминаю о своих сожалениях в тридцать. О чем сожалеете Вы, молодая умная красивая женщина?

— Вы серьезно?

— Не могу описать степень своей серьезности.

— Вы серьезно считаете, что три в одном — это я?

— То есть?

— И молодая, и красивая, и умная?

— А Вы, Аннушка, опять шутите!

— Извините, Александр Дмитриевич. Увлеклась. Если честно, то очень сожалею, что позапрошлым летом пожалела денег и не попала на концерты Сезарии и Спивакова с оркестром.

— Вы опять шутите.

— Увы, это правда. Всем остальным — я довольна. А эти две возможности — не вернуть. Это были волшебные концерты.

— Аннушка.

— Да, я слушаю Вас, Александр Дмитриевич.

— Ничего, простите. Давайте выпьем за Ваши сожаления. Такой органичности даже в сожалениях я давно не встречал.

Они смеялись.

— Спасибо, Александр Дмитриевич. Как Вы — мало кто делает комплименты. А о чем сожалеете Вы?

— Что никогда не смогу купить Вам билеты на те концерты Сезарии и Спивакова.

— Вот и Вы опять шутите, милый Александр Дмитриевич.

— Нисколько. Просто мне хочется Вам соответствовать. Чтобы хотя бы в сожалениях у нас было что-то общее.

— Это всё горы и чистый воздух, Александр Дмитриевич. Это всё горы. Вы вернетесь к делам — и всё вернется на круги своя. Не будем множить наши общие сожаления, Вы согласны?

— Вы кого угодно уговорите, Аннушка. Что мы с Вами сегодня пили?

— Вино какое-то. Кажется, местное, а что?

— Надо запомнить, чтобы знать, чего нам категорически заказывать не стоит.

— Мы подумаем об этом завтра.

Аня зашла в номер. Спать не хотелось. Она вышла на балкон, села в кресло и стала размышлять.

Александр Дмитриевич производил впечатление. Какое? Самая точная формулировка — он производил впечатление. Если бы он не сказал, что ему почти шестьдесят, то его возраст определить было бы трудно. Трудно было бы сказать, сколько именно ему было после пятидесяти. Он не курил. По виду — не курил уже много лет, если не всю жизнь. Возможно в детстве, когда еще не знал других способов самоутверждения, он и покуривал. Было очевидно, что он не чужд занятий спортом. Причем спортом не модным, а тем, что доставляет ему наибольшее удовольствие. Александр Дмитриевич производил впечатление человека, основная работа которого последние лет 10–15 — получать удовольствие от жизни. Не разгульного удовольствия, а смакования. В нем не было усталости и раздражения. Было спокойствие и ровный интерес к жизни.

Он рассказал Ане кое-что о своем прошлом. Это прошлое сегодня казалось почти нереальным: родился в маленьком городе, учился в Москве на инженера, потом стал кандидатом наук, потом работал в конструкторском бюро. Потом занялся бизнесом. Здесь прошлое заканчивалось, как и рассказ о нем Александра Дмитриевича. А о настоящем он предпочел не распространяться. Что о нем, о настоящем, говорить — и так всё ясно. Ане было ясно.