Ода одуванчику

Друг великолепий погод,
ранних бронетранспортёров в снегу,
рой под эту землю подкоп,
дай на солнце выплясать сапогу.

Зиждься, мальчик розовый,

мальчик огненный,
воздух примири с разовой
головой, в него вогнанной.

То стучат стучьмя комья вбок,

самозакаляясь железа гудит грань,
солоно сквозь кожу идёт сок,
скоро-скоро уже зарычит брань:

Мне оторвало голову,

она летит ядром,
вон летит, мордя, —
о, чудный палиндром!
        Пуля в сердце дождя,
        в сердце голого.
        Дождь на землю пал —
        из земли в обратный путь задышал.
                 Мне оторвало голову,
                 она лежит в грязи,
                 в грязь влипая, мстит.
                 О, липкие стези!
                          О, мстихи, о, мутит,
                          о, бесполого.
                          Мылься, мысль, петлёй,
                          вошью вышейся или тлейся тлёй:

Я ножом истычу шею твою, как баклажан,

то отскакивая в жабью присядку, то
с оборотами балеруна протыкая вновь
и опять кроша твою, падаль, плоть.

Я втопчу лицо твоё, падаль, в грязь

и взобью два глаза: желтки зрачков и белки,
а расхрусты челюстей под каблуком
отзовутся радостью в моём животе:

Руки, вырванные с мясом

шерстикрылым богом Марсом,
руки по полю пошли,
         руки, вырванные с мясом
         шестирылым богом Марсом,
         потрясают кулаками:
         не шали!
                  Ноги ходят каблуками,
                  сухожилия клоками
                  трепыхаются в пыли,
                           ноги месят каблуками
                           пищеводы с языками,
                           во в евстахиевы трубы
                           вбито «Пли!».

Развяжитесь, лимфатические узлы,

провисай, гирлянда толстой кишки,
нерв блуждающий, блуждай, до золы
прогорайте, рваной плоти мешки.

Друг высокопарных ночей,

росчерков метеоритных, спрошу
я о стороне: ты на чьей? —
и одним плевком звезду погашу.

Эмигрантское

День окончен. Супермаркет,
мёртвым светом залитой.
Подворотня тьмою каркнет.
Ключ блеснёт незолотой.

То-то. Счастья не награбишь.

Разве выпадет в лото.
Это билдинг, это гарбидж,
это, в сущности, ничто.

Отопри свою квартиру.

Прислонись душой к стене.
Ты не нужен больше миру.
Рыбка плавает на дне.

Превращенье фрукта в овощ.

Середина ноября.
Кто-нибудь, приди на помощь,
дай нюхнуть нашатыря.

По тропинке проторённой —

раз, два, три, четыре, пять —
тихий, малоодарённый
человек уходит спать.

То ль Кармен какую режут

в эти поздние часы,
то ль, ворьё почуяв, брешут
припаркованные псы.

Край оборванный конверта.

Край, не обжитый тобой,
с завезённой из Пуэрто-
Рико музыкой тупой.

Спи, поэт, ты сам несносен.

Убаюкивай свой страх.
Это билдингская осень
в тёмно-бронксовых лесах.

Это птичка «фифти-фифти»

поутру поёт одна.
Это поднятая в лифте
нежилая желтизна.

Рванью полиэтилена

бес кружит по мостовой.
Жизнь конечна. Смерть нетленна.
Воздух дрожи мозговой.

Партитура Бронкса