Одаренные проклятием (СИ)

  - Она не знает, Ворон, - тихо произнесла девушка, сдавив виски руками. - Я чувствую, она не солгала... Пойдем отсюда, а? Это место... оно будто в землю меня вдавить хочет!

  - Да-да, авэ, сейчас пойдем, - в ледяном голосе заветника прорезалась едва ли не отцовская нежность. - Жрица, часа через три мое заклятие перестанет действовать. Возьми на себя труд объяснить этим отморозкам: отныне они помечены, и до конца жизни их будут преследовать кабо, духи мщения, призвание которых - портить жизнь своим обладателям, потому как ничего другого эти существа не умеют. Надо сказать, справляются они со своими обязанностями мастерски. Можешь мне поверить, это куда хуже смерти... И вздумай вы все еще хоть раз словом или поступком, так сказать, выразить уважение Пятому - я вас найду. И тогда, будь уверена, сострадательных девчонок, готовых вступиться за тебя или кого-то из них, рядом не будет. Мы поняли друг друга?

  Наташа торопливо закивала.

  Заветник многозначительно шевельнул бровью, поудобнее перехватил книгу, и они с зеленоглазой вышли из ритуальной залы, но их шагов в коридоре бывшая жрица не услышала.

  Два часа спустя...

  Женщина в наглухо закрытом, но не лишенном элегантности черном платье с каменным выражением на изрезанном морщинами лице смотрела на лежащее на кровати тело Павла. Наташа, еле живая от пережитого, бегала вокруг нее, пытаясь выразить сочувствие и напоить ее сердечными каплями, однако Верховная не обращала на бывшую жрицу никакого внимания. Наверное, она потрясена до такой степени, что не может говорить, решила Наташа. И неудивительно. Среди адептов давно ходили слухи, что Павел - приемный сын Верховной. Но сейчас, вглядываясь в бесцветные, точь-в-точь такие же, как и у Павла, глаза владычицы храма, она догадалась, что слухи были ложью, и Павел на самом деле был родным сыном Верховной. И задумалась: сколько же лет ему должно быть?

  - Мне очень жаль, госпожа, - чуть слышно лепетала Наташа - я разделяю вашу боль. Все произошло так быстро, мы не успели ничего предпринять...

  - Где Книга? - низкий властный голос оборвал жрицу на полуслове.

  - Ее унес тот колдун, ну, который назвал себя заветником, - покаянно выдохнула Наташа, не зная, куда деть глаза, - я просто не могла ничего поделать, он бы убил меня. Простите, Верховная...

  - Хорошо, что Павел догадался сделать с нее копии, - невозмутимо заявила Верховная, зачем-то разматывая пояс на платье, - они лежат в нижнем ящике тумбочки. Дай их мне. Сейчас же!

  Наташа послушно отвернулась к прикроватному столику и опустилась на колени, но в тот же миг черный поясок от платья Верховной захлестнул ее шею и сдавил горло. Жрица инстинктивно вцепилась слабеющими пальцами в узкую полоску черной материи, пытаясь разорвать ее, но Верховная держала крепко.

  - Прими жизнь за жизнь, Владыка! - было последним, что услышала Наталья в своей жизни.

  Ворон дотронулся до лежащей на столе проклятой книги и скривился: крови на ней с того дня, когда он, плохо осознавая, что делает, выбросил ее в лесное озеро, многократно прибавилось. Маг со злостью отдернул руку и, нервно затянувшись сигаретой, заметался по кухне. Уничтожить проклятый фолиант с заклятием вызова Пятого, чтобы он больше никогда не попал в руки людям, хитрым и расчетливым ли, глупым и романтичным ли, было самым верным решением из всех имеющихся. Однако заветник по-прежнему не знал способа осуществить задуманное. Да и решений, собственно, было только два, и второе - спрятать понадежнее - уже доказало свою несостоятельность.

  Он дважды порывался открыть проклятую книгу, полистать пожелтевшие от времени страницы, на миг вновь окунуться в волнующе-загадочную атмосферу запретной библиотеки замка Северный Страж, но вовремя одергивал себя. Те времена давно прошли, и незачем лишний раз бередить старые раны. И потом, вряд ли страницах этой книги, притаилось описание способа уничтожения последней памяти о Пятом божестве. А жаль.

  На пороге кухни появился Гаврила Мефодьевич с пустой кружкой в морщинистых руках.

  - Не спишь, - неодобрительно поджал губы домовой. - Хватит уже полуночничать.

  Подобные разговоры домовой вел частенько, больше по привычке, отлично зная, что на друга-подопечного они не действуют.

  - Как она? - спросил Ворон и зачем-то накрыл книгу кухонным полотенцем. Подумав, он водрузил сверху две трехлитровые банки с засоленными хозяйственным Гаврилой еще в прошлом году огурцами.

  - Девочка уснула, - ответил домовой и, не глядя, швырнул кружку в раковину. - Помылась и сразу легла, от еды отказалась. Еле-еле заставил укрепляющий отвар выпить. Спиной она сильно ударилась, позвонок сместился и, кажись, нерв пережал Болеть будет страшно. Костоправ поопытней тебя нужен.

  Ворон дернул плечом, лихорадочно соображая, где б найти такого костоправа. По всему выходило, что негде.

  - И тяжело у нее на сердце, черно прямо, - вздохнул домовой - бедняжка, что же ей пришлось пережить...

  Ворон промолчал. Пересказывать то, что рассказала ему Дара, не хотелось.