Накатил новый вал, и брат исчез под ним. Я видел только его правую руку, поднятую в международном жесте, обозначающем: «Я умираю, причем по твоей вине». Я рванулся к нему, пытаясь вспомнить занятия по безопасности на воде, которые посещал много лет назад. «Думай, – велел я себе, – думай как мужчина». Я пытался сосредоточиться, но на ум мне приходил только наш инструктор, семнадцатилетний атлет по прозвищу Блин. Я вспомнил россыпь веснушек у него на плечах и слабый луч надежды, когда он обводил взглядом учеников, выбирая потенциального утопающего. «Меня, меня, – шептал я. – Я тут». Я вспомнил аромат гамбургеров, тянущийся из домика, ощущение спасжилета на моей обоженной спине и чувство глубочайшего разочарования, когда Блин выбрал Пэтси-Пайн; и она потом вспоминала, что тот день «полностью изменил ее жизнь». Такими воспоминаниями жизнь вряд ли спасешь, так что я отбросил прошлое и, наоборот, положился на инстинкт.
В конце концов я схватил Пола за волосы и заорал, чтоб он лежал, не двигаясь. Его вырвало морской водой, и вместе мы стали пробиваться к берегу, болтаясь примерно в полумиле от гостиницы. Мы лежали рядом, на мелководье, пытаясь отдышаться. Я чувствовал, что надо обязательно что-нибудь сказать, момент требовал какого-нибудь выражения облегчения и братской любви.
– Слушай, – начал я, – я хочу, чтоб ты знал…
– Да отстебись ты, – ответил мне Пол.
Щелкали фотоаппараты, и ветер развевал по воздуху фату и шлейф Кэти. Выражение изумления, крепкие объятья – на снимках, сделанных в этот день, она выглядит так, будто только что упала прямо с неба и лишь в последний момент ее удалось поймать тому, кто отныне считает себя самым счастливым человеком на свете.
На вечеринке брат танцевал червяком, извиваясь на пузе под речитатив чуваков: «Пляши, толстяк, пляши». Отец произнес короткую неуклюжую речь, размахивая резиновым цыпленком, и аппараты защелкали вновь.
«Я не верю собственным глазам, – вмешался я. – Резиновый
Он стал объяснять, что искал, но не нашел резинового петуха, а я объяснил, что не о том речь. «Даром импровизации обладают не все, – сказал я. – Где твои заметки? Почему ты не попросил меня помочь?» Я был так суров к нему потому, что собирался сказать настоящую речь. Я мечтал об этой речи, еще когда Пол был ребенком, но никто никогда не предложил мне ее произнести. А теперь придется ждать до его похорон.
Зал сдавали всего до часу ночи, так что возникла идея перенести празднование на пляж. Кэти переоделась, а мы с Полом пошли выгуливать собак на лужайке перед «Атлантидой». Впервые с момента свадьбы мы были одни, и я намеревался воспользоваться этим в полной мере. Ключевые слова –
Начал моросить мелкий дождик, я откашлялся, Венера присела в травке, выдавливая из себя какашки размером с горошину. «Ты что, убирать за ней не будешь?» – спросил я. Пол указал на землю и свистнул датского дога. Тот с шумом промчался по лужайке и молниеносно сожрал фекалии. «Еще скажи, что это вышло случайно», – сказал я. «Случайно, черта с два. Я этого сукина сына специально
Я представил себе, как мой брат у себя посреди двора учит пса есть дерьмо, и понял, что эта картина останется со мной до самой смерти. Какие там слезы и братские признания – настоящие воспоминания именно такие. Дог облизнулся и поискал в траве добавку. «Так что ты говорил?» – спросил Пол.
«Да так, ничего». Чуваки на вершине дюны, которая грозила вот-вот обвалиться, издали боевой клич. Стоя в дверях своей комнаты, Кэти окликнула брата, и он, вместе с собаками, пошел на зов, распространяя вокруг себя любовь, какую не найдешь ни под деревом, ни под ракушкой, ни в сундуке с сокровищами, зарытом много столетий назад на этих исторических островах, окружающих нас.