Одержимость

Никакого особого решения он не принимал. Получилось так, словно кто-то другой неожиданно завладел его телом и заставил действовать по своему усмотрению. Через несколько минут он обнаружил, что поспешно натягивает на себя верхнюю одежду, застегиваясь на все пуговицы. Затем он тихонько открыл дверь, выглянул в коридор и вскоре оказался возле открытого окна, располагавшегося в задней части здания; вылез через него и через несколько секунд увидел, как его ноги спускаются по затянутым паутиной железным ступенькам пожарной лестницы. Прямо, как тогда, подумал он, когда они с матерью спускались по лестнице собора Святого Павла.

Казалось, ноги сами прекрасно знали, куда им идти, и потому передвигался он довольно проворно. Дорога к Святому Павлу была почти прямой, но путь оказался неблизким, так что к концу его в икрах заметно покалывало; несмотря на усталость, он сразу же пошел вверх по ступеням, освещаемый неяркими лучами висевшего над холмами вдалеке предзакатного солнца.

Мальчик шел на звук отдаленно звучавшего пения. Там, внизу, у края большого нефа на алтаре горели свечи, а перед ними вытянулись две полоски людей в белых стихарях, которые негромко пели, пока орган разносил над их головами спокойные, приглушенные звуки. Там же стояли еще какие-то люди, наблюдавшие за поющими, — на них падали мрачноватые розовые лучи света, отражавшегося от окон под куполом собора.

Слушатели были настолько увлечены этим зрелищем, а хор настолько поглощен пением, что ни те, ни другие не заметили, как он проскользнул по боковому проходу между стульями и стал подниматься по лестнице, ведущей к Галерее шепотов.

Старый церковный служитель, днем принимавший от посетителей плату за вход, уже ушел, что явно обрадовало Фредерика. Все гиды к этому времени тоже разошлись по домам, в том числе и Скелет. Теперь ему надо было лишь найти место для временного убежища и дождаться в нем, когда хор и прихожане также покинут собор, после чего Святой Павел — и золотое яблоко окажется в полном его распоряжении.

Прямо у верхней ступеньки лестницы начинался коридор, ведущий в библиотеку, и в нем он обнаружил небольшую уединенную нишу — ему хотелось как можно скорее забраться в нее, потому что ноги сильно болели, а сам он порядком устал…

Едва проснувшись, Фредерик почувствовал, что плечи и ноги свела судорога, поскольку ниша — даже для ребенка — оказалась слишком уж маленькой. Он принялся растирать их, одновременно ощупывая окружающую его темноту; вскоре он был вынужден потирать и другие места, поскольку там, похоже, оказалось немало сокрытых от его взора предметов, на которые он то и дело натыкался, а все они, как назло, были жесткие или острые. Много ли было у него шансов найти потайную лестницу, ведущую к золотому яблоку? Она ведь наверняка искусно замаскирована и ее, наверное, непросто отыскать даже в дневное время. Фредерик пожалел, что не прихватил с собой фонаря. Но ведь он не собирался засыпать и дожидаться наступления темноты.

Страха он не испытывал, поскольку в его памяти по-прежнему сохранился сияющий в лучах солнца золотой шар, который, казалось, продолжал гореть где-то высоко у него над головой. Вот когда ему удастся забраться на самую верхотуру и открутить его — но ведь это было всего лишь яблоко, а потому он просто сорвет его, — и яблоко тогда будет светиться и освещать ему обратный путь вниз по лестнице и по улице вплоть до самой гостиницы.

Чуть пошатываясь и спотыкаясь, Фредерик брел вдоль стены, подобно мясной мухе, ползущей по оконной раме, а потом совершенно неожиданно завалился всем телом в дверной проем. Пока он лежал на полу, его вытянутая назад нога нащупала верхнюю кромку лестницы.

А спустя несколько секунд до него донесся звук медленно, но неуклонно приближавшихся шагов — кто-то поднимался по темным ступеням.

Фредерик подавил невольный вздох и поднялся на ноги. Никак нельзя было допускать, чтобы именно сейчас его кто-то застал. Он прошел в дверь и оказался в пространстве, залитым совсем слабым желтоватым светом. Это была все та же Галерея шепотов, редко освещенная лунным светом, которому приходилось сначала продираться сквозь пелену густых облаков, а затем протискиваться сквозь слой пыли, лежавший на окнах собора.

Мальчик колебался. Дверь была только одна и служила она как входом, так и выходом из галереи. Сейчас шаги звучали уже громче, и от них во все стороны разлеталось гулкое эхо. Он кинулся прочь от них, стараясь одновременно держаться поближе к тянувшимся вдоль изогнутой стены скамьям, и производить как можно меньше шума — Фредерик помнил, что каждый звук в этой галерее многократно усиливался.

Все это время он по-прежнему почти не испытывал страха, скорее, лишь острое возбуждение.