Одержимость

Невыносимо. Ударил. Не выдержал накала. В зелёных глазах слезы и мольба. Сууука. Что ж меня так влечёт? Что ж я не могу убить эту тварь? Выдрать ее из сердца, из души? В глотке застряло рыдание и вопль агонии, прижал к себе до хруста в костях, нашёл ее губы и… я взорвался, перед глазами поплыла красная пелена. Желание стало невыносимым, диким, первобытным. Разодрал на ней одежду, кусая за губы, чувствуя, как она сопротивляется, пытается оттолкнуть. А меня уже не остановить. Хочу. Всю. Немедленно. Кажется, сдохну если не получу. Голод дикий и неконтролируемый. Повалил ее на пол, придавливая всем телом, раздвигая ноги коленом, сдирая остатки одежды, впечатывая ее в пол всем весом. Она извивалась подо мной, пытаясь освободится, а я смотрел ей в глаза и видел в них отчаяние. Нет, не ненависть и ярость, а именно отчаяние. Уперлась руками мне в грудь.

— Пожалуйста…, - ее мольба подхлестнула ещё сильнее. Не хочет тварь? Уже меня не хочет. Плевать. Я хочу и возьму.

Я разорвал ее трусики и одним толчком ворвался в неё до упора. Всхлипнула, закусила губу, а я замер, перестал дышать…вот оно бешеное удовольствие. Ни с чем не сравнимое проклятое наслаждение брать ее. Ни с кем и никогда. Не так как с ней. Ее запах, тело, голос. Почему я не перестаю любить ее, так безрассудно желать эту шлюху, до смерти хотеть, до безумия?

— Тебя только так. Трахать как суку. Как ты трахала мою жизнь.

Я яростно толкнулся в ней, задыхаясь от дикого желания, от рыдания, застрявшего в груди, от сумасшедшей яростной похоти рвать ее тело и вдалбливаться в него со всей жестокостью. Подчинить, сломать, размазать.

— Так…твою мать?! Этого ты хочешь? Ты ….пожалела? Когда убивала меня, ты жалела?

Голос сорвался, а я толкался сильнее, сжимая ее горло, чувствуя прочное удовольствие и дикое разочарование. Смесь боли и унизительного наслаждения снова ее брать. Пусть так…пусть насильно, но я уже не мог терпеть. Я сходил с ума. Я озверел от этой боли, двинулся мозгами, осатанел, превратился в зверя. Как же невыносимо любить это суку. Как же я устал любить ее. Дьявол…когда я перестану так страдать по этой твари?

Она все еще цеплялась за мою рубашку, дергалась подо мной, когда я входил слишком глубоко и грубо, билась головой об пол, но ее голос срывался на стоны, а глаза закатывались, да и я чувствовал влажность и податливость желанной плоти. Потекла. Как всегда, развратная и порочная дрянь. Потекла для меня? Или ей все равно с кем? Ее заводит боль…я помню. Заводит жестокость. Бл***ь и меня заводит. Она вся…Всегда. Один взгляд на нее и у меня стоит, болезненно, надолго, без шанса на освобождение.

— Нравится?

— Да, — протяжно застонала, когда я приподнял ее за поясницу, проникая резче, глубже, — нравится…еще…давай, трахай меня. Ты такой же, как и все они. Трахай!

Я же Кукла. Меня можно по-разному. Давай.

Я почувствовал, как засаднило в груди, как вывернуло наизнанку сердце и ударил ее наотмашь по лицу, вонзаясь еще и еще, яростно и дико. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Шлюха! Трахалась с ним? — собственный голос сорвался га хрип.

— Нет, — похоже на рыдание, а я сильнее сжал податливое тело руками, — Леша…Зачем? Я…же любила …тебя! — голос сорвался, я посмотрел ей в глаза…а в них слезы. Лживая сучка. А сердце зашлось в агонии…Мало. Пусть скажет еще, мать ее, пусть соврет снова. Я хочу это слышать и не хочу. Больно и в тот же момент рвет от порочного наслаждения.

— Плевать…твои проблемы, — зарычал я.

Схватил за лицо пятерней, размазывая ее кровь по подбородку, чувствуя, как горю внутри, словно в Аду, а она вдруг притянула меня к себе и жадно поцеловала, подалась вперед насаживаясь на мой вздыбленный член, и я сорвался, сжал ее неистово, до изнеможения, целуя, облизывая пораненную губу, проталкиваясь языком ей в рот и задыхаясь от безумия и порочного удовольствия.

— Еще, — прохрипел в ее приоткрытый, задыхающийся рот, наслаждение уже граничило с болью, — скажи еще.

— Люблю, — она всхлипнула, по щекам потекли слезы, — люблю тебя…только тебя…всегда…одного тебя….

— Врешь тварь, — прошептал я жадно целуя ее шею, содрогаясь с каждым толчком внутри ее тела.

— Люблю…только тебя…тебя…

Выгибалась подо мной, принимая целиком, впиваясь в мои плечи, и я застонал, зарываясь лицом в ее волосы, рассыпанные по ковру, чувствуя, как спазмы давят грудь, как дико мне хочется завыть.

Посмотрел ей в глаза — она плачет?

— Моя? — невольный вопрос…вопрос из прошлого…тот самый на который никогда не было ответа.

— Твоя, — руки скользнули по моей груди, обвили шею, ее нежные губы осыпали поцелуями мои шрамы на виске, — только твоя…всегда твоя.