Одержимость Грешника

— Именно, — кивнула Катя. — Вы ведь знаете, какая она — светлая, чистая, обман и предательство не для неё. Тая просто хотела быть верной женой, не более того. Она противилась разговорам и мыслям о вас именно потому, что эти образы её волновали. Я видела её глаза, когда речь шла о вас, — в них появлялся стыд. Она стыдится своих чувств, краснеет, потому и не желает о вас говорить.

— Ну, не знаю… — постучал я пальцами по столу. — Такой себе параметр оценки чувств…

—  А ещё…— продолжила Катя. — Я слышала, как во сне она бормотала ваше имя. Вы ей снитесь, Алексей Сергеевич.

Последняя фраза Кати прошибла мой скептицизм.

Снюсь?

— Может, она звала кого-то иного?

— Нет, — улыбнулась Катя. — Алекс в нашем окружении один. Северов тоже…

Я задумчиво смотрел в свою чашку.

А что, если это правда — чувства есть, просто она их топит из-за тех обстоятельств, какие сложились у нас?

Тогда я вытащу их наружу. А если их нет — смогу зародить.

Я не сдамся.

17.

Утром я заехал в больницу к Тае, передал ей телефон и вещи, взял у неё справки о повреждениях, о том, что беременность понадобилось сохранять после падения с лестницы из-за Паши, а потом съездил в РОВД и написал заявление на Павла. Скоро дело снова пойдёт в ход.

Вечером вместе с Екатериной забрал из сада Ксюшу, объяснив ситуацию воспитателю, что Тая в больнице и пока её буду привозить или забирать я, а потом мы вместе с Ксенией поехали навещать её маму.

По пути набрали фруктов и всяких полезностей для мамы. Тая просветлела лицом, когда увидела своего ребёнка.

— Ксюшенька! — села она на кровати и раскинула руки для объятий.

— Мама! — побежала к ней навстречу девочка.

— Как тебе это удалось? — подняла Тая глаза на меня.

В них было такое счастье, словно ей от этой жизни больше ничего не нужно. И мне тоже — счастье Таи заразило и меня. Я мягко улыбнулся в ответ.

— Ради тебя для меня нет ничего невозможного, Тая.

Она сначала растерялась, а потом улыбнулась в ответ, глядя на меня из-под ресниц. Кокетка… Ей нравится то, что я сказал. Всегда приятно быть любимой. И когда она до конца прочувствует, что значит настоящая любовь без подводных камней — не захочет уже уходить.

— Общайтесь, — сказал я. — Я оставлю вас на время.

Я вышел из палаты, чтобы дать пообщаться наедине маме с дочкой, и присел на одну из больничных кушеток в коридоре.

Быстрым шагом к палате приближалась женщина, и я повернул голову на звук шагов по кафелю. Юля…

Я свёл брови вместе и встал. Перегородил вход в палату. Пусть сначала скажет мне, зачем пришла. Я не позволю доводить Таю её паршивой сестре-предательнице.

— Куда? — поднял я брови, привалившись спиной к двери палаты моей будущей жены.

— Здравствуй, Лёш… — сказала она.

— Что ты хочешь? — проигнорировал я её приветствие.

— Мне надо поговорить с Таей.

— О чём?

— Это важно, и я хотела бы сказать наедине эту информацию моей сестре.

— Сестре… А когда в постель к её мужу прыгала и пыталась залезть и в мою, ты об этом помнила?

— Лёш… — побелела она ещё больше. — Прошу, давай не будем сейчас поднимать эту грязь. Вопрос слишком важный.

— Говори мне, — произнёс я. — Тая беременна. Она лежит на сохранении, ей нельзя волноваться.

— Я знаю, — вздохнула Юля. — Я искала её и звонила. Дозвонилась рано утром, и она разрешила мне приехать и поговорить. Причину только я не назвала, лучше лично…

— И какая причина?

Юля молчала и думала, стоит ли впутывать в это меня.

— Юля, — обратился я к ней. — Тая носит моего ребёнка и скоро выйдет за меня замуж. Мы практически уже одна семья, и я мужчина, который несет ответственность за твою сестру и решает абсолютно все её дела. Поэтому говори мне, что случилось, и мы подумаем, как об этом сказать Тае.

Она окинула меня оценивающим взглядом, потом ответила:

— Знаешь, я рада, что так всё сложилось. Что Тая с тобой. Я ей с самого начала говорила, что с тобой ей будет лучше.

— Ближе к делу, — поторопил я её, проигнорировав лесть.

— И к лучшему, что ты тоже узнаешь об этом.

— Ну так?

— Вчера ночью наша с Таей мать умерла.

Такого я не ожидал. Даже замер на месте. Боже мой… И как ей об этом сказать?

— Надо бы похороны организовать, — сказала Юля. — У меня на это денег нет, сам понимаешь…

— Нет, — очнулся я. — Это — конечно. Я с этим помогу обязательно… Чёрт возьми… Тае нельзя сейчас переживать.

— Она вряд ли жалеет о смерти матери.

— Почему это? — удивился я. — Я слышал, что у них натянутые отношения. Были. Но мать есть мать, и…

— Ты не понимаешь. Мы обе её ненавидели.

— В каком смысле?

— Наш отчим Тайку… домогался долго и чуть силой не взял. После этого мы с ней сбежали из дома. Мать не стала защищать нас. Не поверила нам. Ей мужик оказался дороже.

Я смотрел на неё, не зная, что сказать на это.

Внутри поднималась волна злости.

И боли. За неё…

Сколько же пережила эта девочка? Вот почему она так не хотела говорить о матери.

— Ей было четырнадцать. А мне — почти восемнадцать. И мы выживали как могли. Мыли туалеты, чтобы прокормиться. Я бы с удовольствием бросила бы эту женщину в канаву. Но так не положено. Потом я пошла учиться, а Тая встретила Пашку и вышла за него замуж. Так у неё появился дом.