Одержимость романами

– Да ничего такого. Она спросила, как дела, предложила встретиться. Я, наверное, напишу что-то короткое в ответ. Но… – и тут Калеб посмотрел мне в глаза в поисках то ли разрешения, то ли благодарности, – встречаться с ней я не планирую.

– Что ты имеешь в виду? Как вы можете увидеться? Ты поедешь домой на Рождество?

Он покачал головой:

– Нет, она здесь. В Нью-Йорке. Американка, как ты. Она училась за границей, в Сент-Эндрюсе, так мы и познакомились, но затем она вернулась в Нью-Йоркский университет.

Мой позабытый напиток оставил мокрые следы на барной стойке.

– Мы знакомы почти полгода, и ты впервые упоминаешь о ней?!

– Ну, я думал, это в прошлом! Мы не общались до этого письма, которое пришло буквально вчера…

– А вдруг я прошла мимо нее на улице, не зная об этом!

Он был поражен:

– Прости! Я вовсе не собирался скрывать это.

По правде говоря, девушка из Сент-Эндрюса упоминалась несколько раз, равно как и эмоциональный срыв после их разрыва, но я-то наивно полагала, будто его бывшая надежно заперта в прошлом, за границей, с акцентом, как у него. Акцентом, в котором для него нет ничего необычного. Калеб никогда не упоминал, что пересек океан, чтобы быть с ней.

Но теперь-то я знала и начала жадно выспрашивать подробности.

– Вообще-то она из издательского мира, – сказал он. – Много читает, как и ты.

Теперь вероятность того, что мы могли оказаться знакомы, только возрастала.

– Боже, чем именно она занимается? Где она работает?

– Сюрприз, сюрприз, я предпочел бы больше не говорить о ней. Вечер был таким чудесным. Не хочу его портить.

Я оставила его в покое – по крайней мере, на время, – но в душе задавалась вопросом: Калеб не назвал мне ее имени, значит ли это, что он еще недостаточно мне доверяет или хочет сохранить эту часть своего прошлого – ее – при себе? Или так он подчеркивал мою реальность, в то время как она всего лишь переменная; как в математике – одна из множества. Прошлое. Но мне отчаянно хотелось знать ее имя.

Почему она вдруг объявилась спустя год после разрыва? Интересно, сколько черновиков она набросала и переписала, прежде чем письмо ушло Калебу? А ее фразы – они короткие и отрывистые или длинные, мечтательные, полные самооправдания? Сколько раз она использовала слово «мы»? Использовала ли она восклицательные знаки (глупо) и двоеточие (показушно)?

– Почему вы расстались? – спросила я.

– Гнет ожиданий, как-то так. После двух лет отношений на расстоянии мы знали, что одному из нас придется переехать. Я тогда оканчивал магистратуру в Лондоне, и мы выбирали между нашими городами.

– И почему она не переехала к тебе?

Я бы, не задумываясь, воспользовалась шансом начать жизнь заново, особенно рядом с любимым человеком. Так начинаются хорошие истории.

– Она сказала, что у нее корни вросли сильнее, чем у меня. Может, и так, не знаю. Я нашел работу, получил визу, и все случилось в мгновение ока – она очень старалась вписать меня в свою жизнь. Я тоже прикладывал усилия, но не был счастлив. Не знаю почему. Ее бесило это, потому что она не понимала причин. Столько лет вдали друг от друга, и вот наконец мы вместе, должны быть… счастливы. – Калеб отряхнул джинсы. – Казалось, будто, что бы я ни говорил, что бы ни делал, ее это не устраивало. Но я по-прежнему любил ее, а она меня, поэтому все было так странно.

Слово «любовь» повисло тяжелым грузом, будто чемодан за спиной. Интересно, сможет ли он однажды – не сейчас – снова открыть этот чемодан. И нужна ли ему будет моя помощь.

– Она хочет от меня больше, чем я могу дать, а я правда не могу.

Этот переход от прошедшего к настоящему времени ощущался как удар под дых.

– И ты никогда не думал возобновить отношения?

Калеб ответил не сразу, и в эти бесконечные секунды я воображала, как сейчас он скажет, что я просто временное развлечение, бледная копия, мостик между их совместным прошлым и будущим. Никто не станет в корне менять жизнь ради человека, которого не рассматривает как серьезного спутника жизни, разумеется, он ни за что не сдастся…

– Нет, конечно нет. – Калеб переплел наши пальцы.

Мое сердце колотилось, когда я осознала – и тут у меня неприятно закружилась голова, – маленькая или, возможно, не такая уж и маленькая часть меня хотела, чтобы мне твердо сказали: ты недостойна, потому что тогда можно было бы положить этому конец, свести на нет весь риск, присущий любви.

– Я дорожу нашими отношениями, Наоми, – продолжил Калеб. – Разве ты этого не знаешь?

Проглотив комок в горле, я кивнула.

Он притянул меня за бедра, и какое-то время мы просто целовались.

– А все-таки забавно, – я отстранилась, – что мы одного типажа.

Калеб нахмурился:

– Ты о том, что вы обе любите книжки?

Мне удалось рассмеяться.

– Да, глупыш, мы обе любим книжки.

– Честно говоря, вы ничуть не похожи.

Его слова застали меня врасплох, и я сразу же заволновалась, как и почему и хорошо это или плохо. Мне нужно было дать отпор своей паранойе, а затем побороть ее – и для этого требовалось исследование.