— Подойди, — подманивает он меня пальцем, усыпанными перстнями. Но я стою на месте, будто приросшая к полу. Оборачиваюсь, а старухи и след простыл. — Подойди, сладкая, потанцуй для своего господина. Хочу рассмотреть свой подарок поближе.
Не могу. Ни подойти, ни тем более станцевать. Страшно настолько, что мышцы все атрофировались, я вообще удивляюсь, как еще стою под этим липким взглядом темных мужских глаз. Жутких. Бешеных.
— Мне что, приволочь тебя за волосы?! — мужчина, мурлыкающий как кот, за жалкую секунду свирепеет до животного оскала. — На колени, шармута (
Каждое слово отпечатывается ожогом на коже. Я не такая! Не шлюха! Меня украли! Я другому предназначена!
Мне хочется прокричать все это в его отъевшуюся рожу. Однако я молчу. Знаю, что, если открою рот, разозлю его еще больше. А то он и вовсе меня убьет. Не принято нашим женщинам перечить господинам. Но я давно грешна перед Аллахом. Только быть грешной перед собой для меня страшнее. Внутри будто струна натянута, сделай шаг — и сама себя порежу.
Гордая. Отец всегда ругал меня за это. А я не могу ничего с собой поделать. Как представлю, что эти жирные руки коснутся самого сокровенного, так внутри все сжимается. Исчезнуть хочется. Сгинуть в раскаленной преисподней. И я сама прокладываю себе туда путь, когда прикусываю до боли язык и качаю головой. Отказываю господину. Потому что не хочу его прикосновений. Не желаю, чтобы меня испачкали, как обычную наложницу, готовую для плотских утех своего хозяина. Видимо, в утробе я была испорчена, раз до сих пор не смирилась со своей участью. Кажется, я всю жизнь прожила в чужом мире, а сейчас попала в самое пекло ада.
Мужчина едва ли не багровеет, а мне дышать становится трудно, а потом… потом он откидывает полы халата и вынимает оттуда хлыст.
— Прошу вас, не делайте больно… я не… — мой голос срывается на крик, когда по моей груди прилетает обжигающий щелчок, разрывая шелковую ткань топа.
То ли от боли, то ли от стыда я падаю на колени и скрещиваю на груди руки. Задыхаюсь огнем, расползающимся по горлу, который прорывается из глаз крупными каплями. Новый удар прилетает мне по спине вместе с ругательствами мужчины. Грязными и оскверняющими до самой глубины души. Прежде чем грубая хватка на волосах вырывает из моего дрожащего горла мучительный стон, а затем я понимаю, что мое тело волокут к мягким подушкам и переворачивают на спину.
— Послушайте, меня похитили… — отползаю от нависающего надо мной мужчины, сердце от паники бьется прямо в горле, лишая возможности говорить. — Я… — сипло, — я не шлюха.
Но его не волнуют мои жалкие попытки оправдаться, более того, они лишь подстегивают мужчину еще сильнее.
— Давно я не трахал таких красивых, — в его глазах плещется грязная похоть, даже ноздри раздуваются так, что я слышу его желание разорвать меня. — Сейчас я научу тебя повиноваться, шармута. Красивая сука, — пыхтит он, скидывая халат и принимаясь развязывать тесемки шаровар.
Шаровары падают вниз, и я взвизгиваю, не в силах закрыть широко распахнутые от шока глаза, когда замечаю покачивающийся перед лицом член. Никогда не видела такое вживую, вот чтоб прям так. И не желаю. Если это проникнет в меня, то сломает. Разорвёт на части, и я не смогу вынести этого. Знаю! Вижу! Чувствую!
— Что смотришь? Нравится? — ухмыляется он, обхватывая себя ладонью, и начинает водить ей по огромной штуке, похожей на обтянутый кожей ствол. — Сегодня он попробует каждую твою дырку. Ты сама напросилась, — рычит он и, склонившись, разрывает юбку до бедер, грубо раздвигая мои ноги коленом. Внезапно чувствую, как его член касается моей обнаженной кожи, и меня буквально выворачивает от отвращения. Не хочу… не так… не с ним…
Часто хватая ртом воздух, упираюсь ладонями в мужские плечи и толкаю, но он лишь смеется, окончательно раздирая на мне остатки одежды.
— Какое у тебя тело, шармута. С ума сводишь.
Мужчина облизывается и набрасывается на мою грудь, слюнявя ее мерзким языком и пыхтя в попытках направить свой член, но его брюхо — это единственное, что спасает меня от адской боли, которая все равно неизбежна.
И я понимаю это, как только что-то твердое упирается мне между ног. Вмиг паника скручивает вены ледяным ознобом, и я превращаюсь в неподвижную ледышку. Тело деревенеет. Становится неподвижным, а я, как в бреду, колючим шепотом умоляю его остановиться, пока громадина, нависающая надо мной, не придавливает меня всем своим весом, лишая возможности вздохнуть. Теплая влага капает мне на лицо и плечи, и по специфическому металлическому запаху я понимаю что это еще до того, как слышу булькающие звуки.
С трудом, но я все-таки сбрасываю с себя дергающуюся тушу, а как только вижу нож, пронзивший его череп, и распахнутые безжизненные глаза, позволяю гортанному звуку вырваться наружу. Но я заставляю себя замолчать и зажимаю рот ладонью, судорожно отползая назад.