Одержимость справедливостью

– Ну, и где эта игрушка? И почему игрушка? На этом же можно играть. Помнишь, у тебя на дне рождения, кто-то даже настоящую музыку на этом играл.

– Да? Не помню, чтобы кто-то играл. Это, наверное, в твоём воображении? – удивился Димка, – по-моему, обыкновенная игрушка. Я её кому-то отдал. Мне ни к чему. Слон на ухо наступил. Какая там музыка. Нет слуха.

– Как отдал? Когда?

– Да тогда же и отдал, какому-то мальчику соседскому. Очень его родители просили, у него тяга к музыке была. А мне, было не жалко. Поиграл немного, надоело.

– Отдал? – не мог поверить я.

– Ну да, отдал. Мне-то она, зачем?

– Надоела… Просто, взял и отдал? – в голове такое не укладывалось.

– Просто, взял и отдал. И забыл уже давно. Подумаешь….

От этой его наглости у меня в глазах потемнело. Мне, то пианино, снилось. Я Димку ненавидел, а у него, оказывается, уже ничего не было. Почему я сам у него не попросил? Может, сейчас спросить, отдал бы он его мне тогда, или нет? Нет, не буду. Наверное, отдал бы. Он уже тогда…, зажрался.

– И тебе не было жалко?

– Да, забудь ты эту игрушку! Ты меня удивляешь. Посмотри на свои работы, вот оно, настоящее, ты же талант. Ты будешь большим художником. Купишь себе настоящее пианино.

Может, зря я к нему придираюсь, – подумал я, – может, он и не плохой человек?

– А ты, как в училище попал? Тоже рисуешь?

– Родители запихнули, – сморщил нос Димка, – чтобы не болтался. Рисую для себя, но понимаю, что нет у меня таланта. Может, на оформителя выучусь, может на книжного графика, а живописец из меня вряд-ли получится. Воображения, говорят, не хватает.

– Так ты что, типа блатной?

– Типа, да. Можно так сказать. Немного блатной, – уныло сказал Димка.

– А это правильно, ты считаешь, чужое место занимать? Мне тоже отец помогал устроиться сюда. Потому, что из-за блатных, таланту самому не пробиться! – я снова возненавидел Димку.

– Ну, это вопрос философский. А ты, типа, принципиальный?

– Типа, да, принципиальный, – я смотрел ему прямо в глаза.

– Уважаю, а я, наверное, слабый, – Димка поник, плечи опустились, – когда на меня жмут, отступаю. Знаешь, учиться, всё равно где-то надо. А я, ничего другого не умею. Я ведь, даже школу не закончил.

– Как не закончил? Почему?

– Сказали, лодырь. А отец думает, что я тупой от природы, – уныло продолжал Димка, – упрекает всё время, маму ругает, что разбаловала. Говорит, это наследственность от неё.

– Так ты, правда, школу не закончил? Как же тебя в училище приняли? Разве так можно?

– Надавили. Сказали, что у меня, якобы, талант к рисованию.

– Значит, ты всё-таки рисуешь? Дай посмотреть.

Мне было любопытно увидеть весь цинизм коррумпированной власти. Главное было себя не выдать, иначе он закроется, и я ничего не узнаю. Но, вскоре понял, что он играет со мной. Свои рисунки даже показывать не хотел, якобы стеснялся. Говорил, что смотреть не на что. А когда показал, у меня в душе всё похолодело. Его работы, были лучше моих. Но я вида не подал. Наверное, он ждал, что я тут же в осадок выпаду, хотел посмеяться. Понял я тебя! Ну, блин, актёр, глаза какие честные. Восторг изображал, нахваливал, в друзья лезет. Я тебя насквозь вижу! Ладно, как гласит китайская мудрость – «держи друзей к себе близко, а врагов ещё ближе». Так что, будем дружить.

– Ну что, очень неплохие работы у тебя. Подучишься, и пойдёт, – подумав, я добавил, – мне кажется, они лучше моих.

Он недоверчиво смотрел мне в глаза, а я подумал, – ну, что, съел? Я унизиться не боюсь! Так мы стали «друзьями».

Глава-4 Вино и картошка

Уже через час мы были в поле. Девчонки рылись в грязи, подбирая картошку, оставшуюся от картофелеуборочного комбайна, и складывали в вёдра, а парни эти вёдра таскали к трактору. А после обеда меня с Димкой перебросили грузить картошку в новенький грузовик, с длиннющим прицепом. Сказали, что влезет двенадцать с половиной тонн картошки, и нам это надо загрузить. Крутились ещё какие-то люди, помогали, а бригадир погонял, чтобы закончили до темноты. Шофёр грузовика сидел тут же, наблюдал процесс. Мужчина в годах, солидный, убелённый сединой. Рядом с ним стоял ящик с каким-то дешёвым пойлом, которое предлагалось всем желающим участникам погрузки. Это было несколько необычно, и настораживало. Вино и водка, в рацион прибывших на уборку картошки студенческих отрядов, не входили. За это даже наказывали. А тут, пожалуйста. С погрузкой управились быстрее, чем ожидалось. К концу, все вокруг едва ноги волочили, кто от усталости, а кто от пьянства. Бригадир едва стоял на ногах. Меньше других был пьян шофёр, он хоть и пил, но тяжести не таскал. Наоборот, у него развязался язык, и он искал собеседника.

– Труд, это счастье, труд, это радость, – сказал Димка, плюхнувшись рядом с шофёром. Похоже, он тоже дозрел, наконец, до того, чтобы отведать пойла, которым всех потчевал шофёр.

– Правильно говорите, молодой человек, – отозвался шофёр, – труд, это – счастье! Только, от него растёт горб, и выпадают зубы.

– За двенадцать тонн картошки, одного ящика портвейна, мало! – заявил подошедший бригадир и тут же упал, и сразу вырубился.