Одержимые

– И ты не хочешь обрести друзей, как обычный парень?

– Я не знаю, что такое друзья. Поэтому я не могу ответить. Может быть.

– Тебе было приятно ощущать себя частью общества?

– Скорее это было полезно. Я знал, в какой аудитории следующая пара и что задавали, когда меня не было.

– А как же люди? Что ты чувствовал, когда они говорили с тобой?

– Панику.

– Панику?!

– Да. Я вздрагивал от их голоса и терялся, понимая, что обращаются ко мне.

– Но о чем они говорили с тобой? Тебе было хоть каплю интересно?

– Эти люди. Все эти люди. Другие. Я не понимаю их. Они иначе живут. У них иные интересы, вкусы. Для меня они – с другой планеты.

– Ты понимаешь, что это взаимно, и для них ты выглядишь точно так же?

– Разве?

– Абсолютно.

Я замолчал, обдумывая это. Да, может быть, но ведь это я – болен, а не они.

– Тебе удалось запомнить чье-нибудь имя? Внешность?

– Имена – нет. Ни одного. Внешность. Только одного человека. Но я с ним не общался в период регрессии. Зато помню, как еще до этого он со мной здоровался.

– Это парень?

– Я не уверен. Думаю, что девушка, но не могу сказать точно.

– Хорошо, продолжай.

– Я запомнил ее, потому что однажды на паре, помните, я рассказывал…

– Ты проецировал на ее образ свою подсознательную жестокость?

– Да. И это длилось дольше обычного.

– Насколько?

– Полтора часа.

– Так долго?

– Да.

– Всю пару ты видел у себя в голове, как ты…

– Калечу и убиваю ее.

– У тебя были с ней конфликты?

– Нет. Как я вообще могу быть участником конфликта? Я пассивен. Я никогда не поддаюсь на провокации. Меня почти невозможно вывести из себя.

– Я в курсе твоей пониженной чувствительности. Но тогда почему?

– Я не знаю, как это работает. Она оказывала мне дружелюбие и внимание. Первая здоровалась и улыбалась.

– Ничего себе! А что ты делал в ответ?

– Я? Ничего. А должен был?

– Хм. Понятно. Вот видишь, не всем на тебя все равно, как ты думаешь!

– С чего это вы взяли?

– Поверь мне на слово. Тебе стоит к ней присмотреться. Ладно, об этом позже. Как наша ситуация с таблетками? Соблюдаешь расписание приема?

– Нет.

Я вытащил из рюкзака упаковки и горой положил на стол. Одна или две упали на пол. Доктор наклонился и рассмотрел их поближе. Его глаза расширились, когда он увидел соотношение пустых упаковок и полных. Он даже привстал от злости.

– Ну, Гена, ну, так не пойдет. Ты же взрослый человек! Ты хочешь, чтобы я снова снял тебя с занятий на полгодика? Хочешь потерять еще полгода жизни?

– Нет.

– Тогда зачем ты злоупотребляешь? Господи, ты ведь мог отравиться!

– Когда коллапс, лучше отравиться. Лучше побыть без сознания.

– Это самовнушение!

– Нет. С их помощью я могу войти в состояние беспамятства.

Доктор сел обратно в кресло.

– Вот что, – сказал он, потирая очки, – вот что. Ты, Гена, не соблюдаешь ни режима, ни здорового питания, я уверен, поэтому тебе периодически бывает «особенно плохо», как ты выражаешься. Это закономерно, если не выполнять предписаний врача. Теперь твои лекарства будут храниться у меня, а ты будешь приходить ко мне по воскресеньям и брать пачку на неделю. Ясно вам, молодой человек?

– Доктор, я ведь сделаю с собой что-нибудь. Или дурью начну баловаться. Лишь бы в здравом уме не находиться. Вы же знаете, как это меня мучает. Я не сплю…

Врач сочувственно заглянул мне в глаза.

– Геночка, вытерпи, родной. Понимаю, знаю, что сложно. Надо терпеть, надо бороться. Все у тебя будет, вот увидишь. Твоя болезнь излечима, говорю тебе. Это пройдет. Ты главное слушай меня и делай то, что я тебе говорю. Хорошо?

– Хорошо.

– Перечисли мне. Ну?

– Свежий воздух, солнечный свет, здоровое питание с опорой на фрукты, большие светлые помещения, разговаривать с людьми, отвлекая себя от обсессий и замещая компульсии общением.

– Да, Гена. Найди человека, которому можно будет открыться. Необходимо, чтобы кто-то постоянно находился рядом с тобой и убеждал тебя в том, что все в порядке. Отвлекал тебя. Один ты больше не можешь быть, это чревато серьезными последствиями… Кстати, э, ты принес рисунок?

– Я принес все, что нарисовал с момента нашей последней встречи, – уныло ответил я и полез в рюкзак.

Доктор принял у меня стопку листов и поморщился.

– Господи Иисусе. Какой ужас.

Он перебирал листы, и выражение его лица становилось все хуже и хуже.

– Наводит страху. Да уж. Это… это челюсти? В жизни не видел подобного.

– А я вижу это постоянно. Ежедневно. Еженощно.

Он замер и долго рассматривал рисунок вырванного глазного яблока, наколотого на вилку. Затем посмотрел мне в глаза и сказал:

– Талантливо. Очень реалистично.

– Спасибо, – без энтузиазма отозвался я.

– Можно, я пока оставлю их себе? Мне нужно их проанализировать.

– Да. Я нарисую еще много таких. Всего неделя без сна, и у меня вновь будет такая же стопка.

Доктор вздохнул с тяжестью. Он действительно искренне обо мне беспокоился и действительно хотел мне помочь. Хотел, но не мог.

– Я думаю выписать тебе сильное снотворное. От него может развиться зависимость, но раз тебе ничего другое не помогает…

– Слава богу, доктор. Наконец-то. Мне все равно. Я мечтаю выспаться.