Одержимые (сборник)

Именно оказывается, что у Аделаиды нет никаких родителей. Я узнал это от одной престарелой бабушки, которая называется Филоксерой и уже в течение многих лет занимается выпалыванием сорных трав в моих садах. Эта дряхлая старушонка живет вместе со своим правнуком, грязным мальчишкой, в жалкой лачуге неподалеку от моих владений. Скверный мальчишка снова попался в краже яиц у меня и должен был на этот раз основательно познакомиться с бичом. И вот старуха пришла ходатайствовать за него. В качестве выкупа она сообщила мне разные новости об Аделаиде. Ей, разумеется, небезынтересно, в какой милости теперь Аделаида находится у меня. Новости эти (я должен был поклясться старухе всеми святыми, что не выдам ее) оказались настолько интересными, что я дал ей в придачу еще американский доллар. Аделаида не имеет никаких родителей и, стало быть, не посещает их. Она мамалои - главная жрица культа Воду. Когда я отпускаю ее, она отправляется в "гонфу" - храм, находящийся вдали от людского жилья, на лесной лужайке. И моя маленькая, нежная Аделаида играет там роль жестокой жрицы, заклинает змей, душит детей, пьет ром, как старый капитан корабля, и беснуется в неслыханных оргиях. Неудивительно, что она возвращается домой в таком растрепанном виде... Ну, погоди же ты, маленькая черномазая каналья!..

26 октября

Я сказал, что мне надо поехать в Sale-Trou, и велел оседлать лошадь. Старуха описала мне дорогу в храм лишь приблизительно - насколько вообще негритянская женщина может описать дорогу. Разумеется, я заблудился и имел удовольствие заночевать в девственном лесу. К счастью, я захватил с собой гамак. Только на следующее утро добрался я до храма "гонфу" Этот храм представляет собою очень большую, но убогую соломенную хижину, расположенную посредине лужайки, выровненной и утрамбованной, словно площадка для танцев. К храму вела дорога, по обеим сторонам которой торчали воткнутые землю колья, и на каждом из них были насажены попеременно трупы белых и черных куриц. На земле между кольями лежали пустые индюшечьи яйца, уродливые корни и странной формы камни. У входа в храм стояло большое земляничное дерево, которое верующие называют "локо" и почитают как божество. Кругом него лежали грудами осколки разбитых в его честь стаканов, тарелок и чашек.

Я вошел внутрь храма. Несколько отверстий в крыше давали достаточно света. Под одним из отверстий на столбе торчал горевший факел из смолистого соснового дерева. Убранство храма было в высшей степени забавно: на стенах висели портреты Бисмарка из "Woche" и короля Эдуарда из "Illustr. London News". Оба портрета, несомненно, происходили из моего дома, потому что кто же другой мог иметь в здешнем местечке эти журналы? Вероятно, их великодушно пожертвовала сюда Аделаида. Далее на стенах висели изображения святых ужасные олеографии, представлявшие святого Себастьяна, святого Франциска и Мадонну, а рядом с ним картинки из "Simplicis simus'a" и "Assiette au Beurre" (тоже от меня!). Вперемежку между этими изображениями на стенах виднелись старые тряпки от флагов, цепочки из раковин и пестрые банты из кусочке бумаги. В глубине храма, у задней стены, на некотором возвышении стояла большая корзина. "Ага! - подумал я.? Там скрывается Гугон-Бадагри, великий бог Воду!" С большой осторожностью я приоткрыл крышку корзины и отпрыгнул на я не имел ни малейшего желания быть укушенным каким-нибудь ядовитым гадом. Но, увы! В корзине, правда, была змея, но это был невинный уж, и он уже издох от голода. Это совсем по-негритянски: поклоняться чему-нибудь, как богу, a потом когда торжественные моления кончились, совершенно забросить этого бога. Впрочем, такого бога легко возобновить: заместителя ему ничего не стоит изловить в десяти шагах в лесу. Во всяком случае, Дамтала, бравый стучащий бог, имеет несравненно лучшую участь, чем этот всемогущий Гуэдо-Собагуи, который, свернувшись сейчас в клубок, лежал передо мной мертвый в корзине. Первый получает каждую пятницу свежее масло, тогда как последний, изображающий в этом сумасшедшем язычески-христианском культе Воду-Иоанна, не может поживиться ни единой мышью или лягушкой. 29 октября

Когда я на следующий день блеснул перед Аделаидой своими новыми познаниями (я имел при этом такой вид, как будто все это давным-давно мне знакомо), она даже не пыталась отпираться. Я сказал, что меня посвятил доктор и что он не кто иной, как посланник Симби-Китас, верховного черта. В доказательство этого я показал ей топор, который я запачкал красными чернилами. Обмакнутый в кровь топор представляет собой именно символ этого злого демона.

Девушка задрожала, принялась рыдать, и я едва мог успокоить ее.

- Я это знала! - воскликнула она. - Я знала это и говорила об этом папалои. Этот доктор - сам Дом-Педро!