Одержимые войной. Доля

Через час стрельба утихла. Лишь отдельные вскрики да топот пробегавших десятков пар ног то в одну, то в другую сторону указывали на беспорядки. В камере Царя появился Валентин Давыдович Целебровский. Не удостоив вошедшего и кивком, и не глядя на него, Царь, неподвижно лежавший на своих нарах с прикрытыми глазами, спросил:

– Я так понимаю, бунт подавлен?

– Да, но сейчас разговор не об этом, – деловито усаживаясь подле Царя на табурет, проговорил Целебровский и жестом приказал удалиться сопровождавшему его охраннику. Тот молча вышел, оставив гостя с Царём наедине. С минуту помолчав, глядя куда-то поверх лежащего «зэка», Валентин Давыдович сказал:

– Вам известно, кому понадобился бунт?

– Неинтересно, – махнул рукой Царь.

– Что поделать, трудные времена, – вздохнул Целебровский.

– Ерунду говорить изволите, – с вялым раздражением обронил Царь, – лёгких времён не бывает. Просто есть…

– Не надо меня учить, – перебил Валентин Давыдович. – Я прихожу к выводу, что ваше влияние на уголовную среду далеко не безгранично. Один из авторитетов, не более. Вот вам почти ответ на один из ваших вопросов.

– Ну, это не Америка, чтоб её так открывать, – усмехнулся Царь, – границы вашего влияния тоже вполне измеримы, не так ли?

– Возможно. Но согласитесь, предлагая вам сотрудничество, я не преследую личных целей. Мои задачи много шире и многограннее.

– Хочешь сказать, что Батона ты подослал, – неожиданно перешел на «ты», прищуривая глаз, Царь.

Целебровский покачал головой и молвил:

– Нет, так у нас разговор не получится. Я ж не спрашиваю, кто и когда конкретно тебя короновал на царствование.

Царь отметил, что его собеседник тоже перешёл на «ты».

– А ты спроси, может, и отвечу, – глухо произнёс он и отвернулся.

– Интереснее, какие инструменты влияния на эту публику ты используешь, – не переменившись в лице, продолжил Целебровский, спокойно наблюдая за своим собеседником, пока тот молча поглаживал бок, сидя спиной к нему. Царь перестал поглаживать хронически ноющее место и, повернувшись, неторопливо перевёл взгляд на гостя.

– Э-э-эх, Давидыч, Давидыч! Помнится, в советские времена ваша контора работала тоньше и серьёзнее. Неужто всё так поизмельчало? Надеетесь воспользоваться моими методами, дурьи головы? Не выйдет.

– Ну, во-первых, это ещё вопрос, – улыбнулся Целебровский, – А во-вторых… во-вторых, как ни странно, Олег Вячеславович, мы с вами делаем общее дело. Вы стараетесь удержать свою сферу влияния в рамках своеобразной законности, я – свою так же. Вы делаете всё для сохранения единства среды, которую представляете, и я стремлюсь к сохранению государственного единства Российской Федерации. Каждый пользуется своими методами. А обмен опытом, вы понимаете…

– Глупости! – перебил, в свою очередь Царь, кого Целебровский только что впервые назвал по имени-отчеству. Никак на это внешне не отреагировав, всё в материалах дела есть, внутренне он ощутил некое беспокойство. Он не любил, когда его величали иначе, нежели Царём, заставил свыкнуться с этим правилом всех, включая контролёров и охрану. Целебровский был здесь чужим, мог и не знать установившегося порядка. Но, скорее всего, знал, и зачем-то специально отошел от него. Зачем напоминать Царю, как его зовут?

– Нет такого государства, – продолжил Царь, – есть Россия, ей шестая тысяча лет. А есть временщики, которые приклеивают ей по наивности своей то одни, то другие ярлыки. И всё пытаются омолодить её, как блудницу какую… И праздник придумали – «Тысячелетие Руси». И вы туда же! Федерация!.. Тьфу!.. Один гад постоял на танке, вот тебе и вся Федерация!

Валентин Давыдович, слабо усмехнувшись, промолчал. С чего бы спорить? Каждый вправе считать нынешнее государство тем, чем ему нравится. В принципе, уголовник прав, государство, от роду без года, возникшее на обломках погибшей империи, вряд ли заслуживает к себе отношения как к чему-то сложившемуся и устойчивому. Мало ли, какие впереди предстоят изменения! Впрочем, продолжил:

– Тем не менее, Олег Вячеславович, тем не менее… Никоим образом не посягаю на Ваши монархические убеждения. Хотя мне и странно, что вы, образованный человек, повторяете сказку про пятитысячелетнюю историю Руси. Впрочем, ваше дело. Может, оно и к лучшему. Меня интересуют другие вещи. Я всерьёз предлагаю вам сотрудничество. Государственная машина новой России только складывается. Уйдут годы и годы на то, чтобы заработал новый механизм власти. На ближайшее время всему обществу в целом предстоит пережить период смуты и потрясений. А вы помните, как говорил Столыпин? Кому-то нужны великие потрясения, а мне – Великая Россия. У вас есть реальная власть, которую ни старый аппарат не мог отнять, ни новый не собирается этого делать. Я не прошу вас делиться ею. Я прошу учесть, у нас тоже вполне определённая власть, которая была, есть и будет при любом раскладе сил внутри страны и вне её. Я предлагаю координировать наши усилия с тем, чтобы предстоящие годы прошли для страны с наименьшими потерями.