Одержимые войной. Доля

– Фу! – поморщилась Анна Владиславовна, которая никогда не любила ни еврейских анекдотов, ни еврейской музыки, ни самой темы, ни самого слова «еврей». Ей всегда казалось, что в конце ХХ века говорить о национальной принадлежности глупо. Мы же все советские люди! Хотя себя она тайно отождествляла с немцами, ни с кем другим. – Давайте пить чай. Сегодня у нас настоящий цейлонский. Есть с травами, есть простой. Кому какой?

Все гости этого дома знали: заваривание чая и пироги – два коронных номера в программе хозяйки Берг. Поэтому одобрительный гомон голосов утопил еврейскую тему, и уже через минуту начался почти японский по сосредоточенности ритуал чайной церемонии. Как долго мечтал Гриша о том, как сядет за столом родного дома, вкусит ароматного волшебного напитка из маминых рук, и жизнь потечёт привычным руслом! Настя наклонилась подать Грише горячую чашку, слегка коснувшись белым локоном его щеки, и у него заколотилось сердце. От её волос исходил такой тонкий аромат, какого он не встречал никогда прежде. Даже запах горячего цейлонского чая с душицей и ещё какими-то секретными травами не затмил этого дурманного очарования. На мгновение молодому человеку показалось: он сейчас не удержится и при всех потянется к этим длинным волосам, чтоб ещё и ещё раз ловить их запах, запутается в них, захлебнётся в их душистых волнах. Но вовремя взяв себя в руки, он только в упор посмотрел на девушку слегка ошалелым взглядом и сухо промолвил:

– Спасибо!

– Да не за что, – кокетливо улыбнулась она, и голос её, в отличие от пряного духа волос показался Грише удручающе простоватым. «Лучше б молчала!» – подумал он и пригубил чая.

Виталий тем временем переключил внимание на себя рассказами из флотской юности. Вера вполуха слушала, занятая мыслями о братце и своей подруге, которых вот уже два года – практически всё время, что Гриша служил, – втайне мечтала сосватать. С истинно берговским упрямством она растила и лелеяла свою блажь, и вот, кажется, сейчас кое-что ей начинало удаваться. Родители Насти на неделю укатили на дачу готовить летний отдых, прихватив с собой старшего брата Насти и собаку, так что девушка была полностью предоставлена самой себе, и стараниями подруги могла спокойно завязать отношения с её кузеном. А тот-то, тот-то! Прямо людоед с голодного острова! Эк смотрит, того и гляди, сегодня же потащит в уголок… Гриша действительно некоторое время пожирал глазами Настю, но отключился. С ним произошло то, что бывало нередко и с чем безнадёжно боролась Анна Владиславовна с его ранних лет. Едва сын переживёт какое-нибудь яркое и сильно впечатление, как отключается из действительности, и никакая сила не способна вернуть его обратно. Он мог по полчаса сидеть со стеклянными глазами, ничего не видя и ничего не слыша вокруг, витая где-то в своих переживаниях и фантазиях. В 11-летнем возрасте его даже отводили к психиатру. Почтенный профессор, словно соскочивший со страниц романов Диккенса (бородка, пенсне и странная фамилия Куц) внимательно выслушал мальчишку и его мать, показал ему разные занятные картинки, задавая каверзные вопросы по каждой из них, придирчиво, как оценщик-антиквар в ювелирной лавке, осмотрел зрачки, ладони, ушные раковины, зачем-то живот и сказал буквально следующее:

– Видите ли, мальчик безусловно впечатлительный и слегка опережает возраст по развитию. Что, впрочем, вполне нормально в наше время. Особенно в крупных городах. У него есть некоторые признаки шизоидного типа. Но это совершенно не патология. Это просто один из типов людей. Если в его жизни не будет катастрофических стрессов, то вполне вероятно, он сложится в гармонично развитую личность.

Потом профессор снял пенсне, протёр белоснежным платочком, который затем спрятал в нагрудный карманчик старомодного пиджачка, и продолжил:

– Я бы посоветовал обратить внимание на спортивные игры. Особенно командные. Побольше общаться с природой, сходите в лес, на озёра съездите, половите вместе рыбу, пособирайте грибы. А большего я посоветовать, пожалуй, не могу, да и не хочу. В целом абсолютно нормальный ребёнок… с некоторыми, скажем так, особенностями.

Сколько раз впоследствии эти «некоторые особенности» доставляли Грише неудобства – и в отношениях с товарищами, и в учебном процессе! Склонность отключаться установила между ним и большинством сверстников прозрачную стенку. До 8-го класса Гриша был изгоем среди одноклассников. А когда повзрослевшие школьники наконец-то начали принимать не такого, как все, он уже решил для себя уходить из школы и поступать в училище. Так что, за исключением не менее странного во всех отношениях Игоря Михельбера, отношений ни с кем в классе у него не сохранилось.