Читаем Одержимый полностью

Собаки поднимают головы и смотрят на дверь. Одна из них ограничивается коротким лаем. Слышно, как открывается входная дверь. Это пришел Джорджи!

В коридоре раздаются шаги, и Лора просовывает голову в дверь. Ах да, я о ней совсем забыл.

— Что это вы здесь задумали? — спрашивает она. — Уже выпиваете?

— Мы отмечаем великое событие, — говорю я. — Продана «Елена».

— Здорово, — без особого интереса говорит она. — А я гуляла. Сколько за нее дали?

Я открываю рот, чтобы ответить на вопрос, а затем перевожу взгляд на Тони. Он по-прежнему не отрываясь смотрит в камин и, судя по всему, не только не слышал Лориного вопроса, но даже не заметил ее появления. Я поворачиваюсь обратно в сторону Лоры, не зная, что сказать, потому что я не уверен, привык ли Тони посвящать ее в свои дела. Она тоже смотрит на Тони и передразнивает его гримасой, пока он не видит.

— Наверное, сотни тысяч? — спрашивает она.

Не зря я осторожничал.

— Тысячи, — смело признаюсь я.

— Невероятно, — бормочет она и исчезает.

— Да, — говорит Тони, — а тут еще она.

Долгая пауза. Я заставляю себя присесть на подлокотник дивана. Иначе я поступить не могу — гуляла! — восклицает он и издает короткий смешок. — Она никогда раньше не ходила пешком дальше дороги!

Я мог бы разубедить его в этом, но предусмотрительно воздерживаюсь.

— И бросила курить, — говорит он.

— Неужели? — И на это я мог бы предложить ему комментарий человека информированного и подтвердить, что разделяю его опасения. Но я воздерживаюсь. — Молодец!

Еще одна долгая пауза. У меня возникает впечатление, что в комнате стало темнее. Уже заметно, что скоро зайдет солнце.

— Я признаю, что сам не всегда вел себя так уж достойно, — говорит он. — Мы оба виноваты. Но я действительно к ней изрядно привязался. Она дорога мне, и я не смогу без нее, как бы странно это ни звучало. Не знаю, что она там задумала, но на этот раз чувствую, что дело серьезное. Может быть, я и дурак, но не настолько. И, Мартин, если она меня бросит…

Он смотрит на меня, и в его глазах снова стоят слезы. Надо полагать, что к этим слезам и я причастен. Но меня уже не волнуют его слезы. Или то, несу ли я за них ответственность. Меня уже больше ничего не волнует, кроме картин и желания поскорей с ними отсюда убраться.

— Не переживайте, — даю я ему нелепый совет, а затем от нелепости прямо перехожу к вранью: — Она любит вас. Я заметил, как она на вас смотрит. — Я снова встаю на ноги и повторяю свой демонстративный жест с часами, после чего от вранья перехожу к суровой практичности: — Ну что, подвезете меня?

Лора возвращаегся с бутылкой купленного ею джина.

— Я лучше выпью этого, — объявляет она. — Кто-нибудь хочет?

Тони наконец встает и выходит из комнаты.

— Поехали, если надо ехать, — бросает он мне.

— Не хотите? — настаивает Лора, показывая мне бутылку.

— Тони решил меня подвезти, — объясняю я.

Она посылает мне воздушный поцелуй, а вслух говорит:

— Передайте привет Кейт.

Я выхожу из комнаты в коридор вслед за Тони и собаками.

— Но если я когда-нибудь доберусь до джентльмена, о котором у нас шла речь, — говорит мне Тони, как только за нами закрывается входная дверь, — я проедусь по нему трактором.

— Не забудьте картины, — напоминаю я.

Он отсоединяет от «лендровера» прицеп и открывает для меня дверцу. Пока он обходит машину, чтобы сесть на место водителя, одна из собак меня опережает и запрыгивает на сиденье.

— Или пропущу его через комбайн, — продолжает Тони.

— Картины не забудьте.

— Забирайтесь. Какие картины?

— Как же, «голландцев». Те другие три картины, которые я для вас продаю. — Я изо всех сил стараюсь не выдать голосом свою панику.

— А, те… — Он садится в машину и заводит двигатель. — О них можете не волноваться. Мне уже помогают от них избавиться.

Я сажусь на заднее сиденье и захлопываю дверцу. Я настолько ошеломлен, что не в состоянии вымолвить ни слова. Мы медленно трясемся по ухабам. Что-то в этой мертвой тишине, охватившей вселенную, очевидно, заставляет его посмотреть на меня, а что-то в моем лице наводит на мысль, что нужно еще добавить какую-нибудь фразу-другую.

— Спасибо, что предложили свою помощь. Простите, надо было вас раньше предупредить.

На полпути вниз по склону холма мы вынуждены прижаться к обочине, чтобы пропустить машину, едущую нам навстречу. Водитель опускает стекло, и на свет появляется пара огромных ушей. Узнать их несложно — последний раз я видел их у человека верхом на велосипеде.

Тони тоже опускает стекло.

— Я скоро вернусь, — говорит он, — попросите Лору угостить вас выпивкой.

— Я чувствую себя виноватым! — кричит Джон Куисс в ответ. — Разъезжаю здесь во взятой напрокат машине, отравляю воздух. Просто я подумал, что мне никак не доехать с картинами до Лондона, если я привяжу их к рулю велосипеда.

Мы продолжаем движение.

— Он считает, что за одного из этих мерзавцев можно очень прилично выручить, — объясняет Тони.

Все быстрее и быстрее несет река свои воды. Отчаяние, страдания и гнев выливаются в кризис. После этого течение мгновенно замедляется и заканчивается гладью мельничного пруда. Мы попадаем в страну, где не существует истории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века