Одержимый магией

— Проклятая ведьма! — пробормотал он, отступая на шаг в сторону.

Тонкий, словно яркая проволока, белый луч вырвался из жезла Ибала и уперся в правое плечо Спайера. Спайер злобно промычал при виде бессильно повисшей руки и, чувствуя обжигающую боль, пронзившую правую половину тела.

Его одежда дымилась, он сделал размашистый жест, и скипетр вырвался из рук Поля и Ларика. Словно стрела он метнулся через комнату, развернулся поперек и ударился в грудь и плечи Ибала. Белый жезл с грохотом упал на пол, немного погодя рухнуло на пол безвольное тело Ибала, его лицо стало выглядеть на двадцать лет старше.

Зеркало вновь ослепительно сверкнуло, яркий луч метнулся в сторону Спайера. Но ему удалось перехватить его левой рукой и, отразив от ладони, метнуть в сторону Поля и Ларика.

Поль ощутил мощный удар, искры посыпались из глаз. Падая, он пытался опереться на Ларика, но тот и сам едва стоял на ногах. Они одновременно рухнули на пол. Закрывая глаза, Поль бросил взгляд на Спайера, оставшегося с Вонни один на один. С его правой руки каплями стекла кровь, волосы на голове стояли дыбом, брови ощетинились и сошлись в грозную линию, лицо налилось ярким нездоровым румянцем, плащ дымился.

— Дорогая моя леди, — сказал Спайер, идя прямо на нее, слегка покачиваясь, — теперь ваш черед и ваш конец.

Откуда-то издалека донесся ее тихий ответ: — В данный момент подумай лучше о себе.

Он услышал крик и стон Спайера и решил, что она прикончила его. Но затем, словно из-под земли, раздался его слабый голос: — Отлично. Но все же не достаточно сильно.

Но Поль уже брел в тумане, фигура человека, очень похожего на него, что-то говорила ему, что-то очень важное, что нужно запомнить…

— Белфанио! — громко и отчетливо произнес он, приподняв голову.

Вихрь из дыма и пыли закружился возле него. Клубы его становились все гуще. Это последнее, что увидел Поль, проваливаясь в небытие.

Глава 21

Мой мирок разорвался на части и сложился в единое целое теперь совсем в ином свете. Возможно и я сам подвергся аналогичному процессу. Мое бесцельное прозябание, длящееся годами, вдруг оборвалось и приобрело совсем иной смысл всего вследствие одного единственного жеста. Все волнения моего духа улеглись и утихли. Все — с самого моего зарождения — стало ясным и встало на свои места. Я прозрел в один момент. Я ликовал.

«Белфанио!»

Белфанио. Да, Белфанио. Оно прекрасно подходит ко мне, как специально сшитая одежда, выполненная и подогнанная на заказ. Я незримо вертелся перед зеркалом воображения, восхищаясь то фасоном, то тканью.

Я был зачат впопыхах, воссоздан из сырого материала мироздания могущественным чародеем Детом Морсоном в день его смерти — возможно в последние минуты перед его гибелью. Вся эта спешка произошла из-за стремительного наступления его врагов. Он был просто не в состоянии должным образом завершить свое творение, наполнить меня всеми необходимыми инструкциями, отдать приказания, задать нужные побуждения. Он устремился прочь, бросился навстречу смерти, так и не завершив окончательного заклятия и не запустив в движение силы, которые он вызвал. И даже, не сказав мне, кто я и для чего. Будучи добросовестным по натуре, я пытался выяснить все это самостоятельно.

Чертовски приятно узнавать о собственной важности в происходящих событиях.

И очень здорово, в реальном смысле этого слова, найти и обрести собственный путь в этом мире, в противоположность тем, кто является в мир, до предела напичканным банальными приемами, готовым интеллектуальным и эмоциональным багажом, заботливо собранным хлопотливыми няньками, и всю жизнь идет проторенной дорогой, даже не помышляя о переменах. Размышляя..

Дет бросился прочь. Теперь я понимаю, почему он не выпустил меня на волю. И не потому, что я был не закончен, без заключительного ритуала произнесения моего имени, а потому что моя младенческая сила была абсолютно бесполезной перед полчищами, осадившими замок, их колдуны-предводители просто бы не обратили на меня никакого внимания, признав меня безвредным и беспомощным. О, сколько времени с момента падения Рондовала, я томился и маялся, находясь в заточении в маленькой комнатушке, в сетях хитрой оболочки заклятия. Я право теперь не помню. Возможно годы; пока естественное разрушение и тление не сломало преграды, удерживающей меня в той комнате. Но подлинным испытанием стало то, что мое существование имело почти растительный характер, того философского мышления, которым я ныне наслаждаюсь, не было и в помине. Последующие годы я изучал географию, архитектуру, но никогда не интересовался силой, удерживающей меня в замке, даже тогда, когда мои скромные вылазки в окрестности всегда сопровождались какой-то непонятной тягой, которая покидала меня лишь в стенах замка. Но я был молод и наивен. Было много вопросов, которые я не задавал даже себе. Я плавал около паромов и плотов, танцевал среди лунных лучей. Жизнь казалась идиллией.