Одержимый рисунком

— Кое-что слышал, — отвечал Харунобу, ухмыльнувшись про себя.

— Так вот, как вам известно, они вместо картин делают гравюры. Их может купить каждый. Хоть бы и я, например. Не то что картины. Раньше гравюры печатали одной черной краской. Иногда их раскрашивали. Но разве это картины? А вот Судзуки Харунобу придумал, как печатать нисики-э. Их краски ярче и лучше, чем в лучших старинных картинах. Хорошее для них придумали название: «парчовые картины» — они и вправду блестят и переливаются, как парча.

Харунобу решил наконец, рассчитывая на эффект, открыть новоявленному поклоннику свое имя. Но не спешил с этим. Как ни говорите, очень интересно послушать восторженный рассказ о самом себе. Тэцудзо все объяснял достоинства своих любимых картин, а их изобретатель поеживался от ночного холодка.

Оба спутника были одеты довольно легко. На голых ногах были у них традиционные сандалии тэта, похожие на миниатюрные скамеечки. Ремешки тэта придерживались одним только большим пальцем, благодаря чему деревянные подошвы отстукивали такт шагов. По этому характерному стуку было ясно, что по улице идут двое. Когда прохожих бывало много, постукивание сливалось в монотонный гул.

Ветерок шуршал иголками криптомерий — японских сосен. Шелестел листвой бамбука. Чуть слышно ниспадали цветочные лепестки. Луна еще не поднималась.

На фоне деревьев и темноватого неба дома были едва различимы. Призрачным силуэтом выделялись изогнутые крыши, во тьме дворов белели бумажные стенки. Долетали обрывки разговоров, заунывные мелодии сями-сэна — маленькой японской лютни с очень длинным грифом.

Внезапно в ускоренном темпе где-то совсем близко застучало еще несколько пар тэта. Харунобу вздрогнул и обернулся. В поздний час не каждая встреча в безлюдном закоулке была приятна. Кто-то из догонявших его крикнул: «Остановитесь!» Харунобу взялся за саблю, шепнув мальчику: «Беги!» Но Тэцудзо не двинулся с места. Сердце Харунобу учащенно билось. Во рту стало сухо, и он не мог произнести ни слова.

Между тем подоспевшие остановились в нескольких шагах. Подошел только один запыхавшийся субъект. Ни в костюме, ни в лице его не было ни одной приметной черты. Серое пятно.

— Кон ници во (здравствуйте), — сказал он, затем вынул и показал нечто, чего Тэцудзо не мог рассмотреть.

К удивлению мальчика, его спутник, опустив глаза, последовал за неприметным господином, не сказав ничего, даже не раскланявшись с ним на прощание. Это обидело мальчика. Он проводил недоуменным и неприязненным взглядом удаляющуюся группу.

Если бы только знал Тэцудзо, что познакомился с самим Судзуки Харунобу, он не стоял бы сейчас, а бежал, кричал, догонял обожаемого мастера!

А Харунобу шел со своими провожатыми. Никто не нарушал молчания. Тоска была безысходной. Навязчиво лезло в голову стихотворение поэта Рэнсэцу:

Вот листок упал,
Вот другой летит листок
В вихре ледяном.

Возбуждение, которое он испытал, готовясь к драке, сменилось полнейшей апатией, когда выяснилось, что он задержан агентом сёгунской полиции. Ему было безразлично, куда его ведут, что с ним сделают: подвергнут пытке, сгноят в тюрьме или сразу убьют. За что? Даже это его не интересовало.

Они шли в стороне от главных улиц, через сады. Лунный свет пробился сквозь пелену облаков и заливал цветущие вишни блеклыми переливами красок, розоватых, зеленоватых, серо-перламутровых, как на гравюрах Харунобу.

Серый, неприметный человек проводил художника запутанным ходом через несколько совершенно пустых домов в обычную жилую комнату. Раздвижные стены из бумаги на деревянных полированных рамах. На одной из них — картина-свиток (какэмоно) с изображением бамбука. Циновки на полу, низкий столик с письменными принадлежностями, ваза с цветущей веткой, переносная жаровня хибати с тлеющими углями — вот все убранство.

Некто у жаровни потирает руки. Лицо его в глубокой тени.

— Господин Судзуки Харунобу?

— Да-

— А я Тёдзиро. Большой почитатель вашего таланта.

Харунобу промолчал.

— Не желаете ли чаю? А может, чашечку сакэ[1] для храбрости? Чаю вы, кажется, уже напились в «Кагия».

Лицо Харунобу нервно передернулось.

— Может быть, вы скорее приступите к делу?

— Зачем так спешить? Ведь вы все равно собирались сейчас в гости. Я просто хотел поговорить с вами о живописи и литературе.

— В таком случае, прикажите меня проводить отсюда.

— Странно, странно. Я слышал, что вы большой охотник до разговоров. Даже клуб для разговоров устроили. А со мной не желаете побеседовать.

Харунобу двинулся было встать, но сейчас же его осадили дюжие руки воина, которого он не заметил у себя за спиной.

Резко изменив манеру, Тёдзиро начал допрос. Два чиновника, невесть откуда появившиеся, быстро писали.

— Ходзуоми Дзихэй, именуемый Судзуки Харунобу, уроженец Эдо, бывший самурай, владелец издательства «Судзуки», отвечайте: вы знаете Хирага Гэннай, писателя, и Татибана Минко, художника? Что общего у вас с ними?