Одержимый (сборник)

Левая половина лица Энн опухла. Верхняя губа стала вдвое толще нижней и не закрывала передних зубов. Сломанный нос казался вдавленным внутрь, и Ник удивился, как врачи могли обещать ей, что скоро все придет в норму и она опять будет работать фотомоделью. Правый глаз превратился в узкую щелочку, окруженную множеством желтых, черных, синих и багровых кровоподтеков. Но, пожалуй, хуже всего был глубокий порез, как бы разделивший ее лицо надвое чуть пониже носа. Ник покачал головой и закрыл лицо руками. Ему вдруг захотелось что-нибудь сломать и заплакать. Но он тут же устыдился собственной слабости и, глубоко вздохнув, попытался спрятать свое горе поглубже. Поддержать, защитить ее — вот что сейчас нужно. Ник обнял ее и бережно повел к выходу. Ее шаги были настолько неуверенными и медленными, что он испугался, как бы она не упала.

— Тебе получше? — спросил он, когда они вышли во двор. На противоположной стороне улицы, за холмами, виднелось озеро. Солнце только что взошло, и его лучи пробивались между домами.

— Они дали мне ударную дозу демерола. — Слова еле слышно слетали с ее распухших губ. Она смотрела на него, и в глазах ее была молчаливая просьба не заставлять ее говорить.

— О'кей, — сказал Ник, ведя ее к своей машине, — не беспокойся ни о чем. Единственное, что тебе сейчас нужно, — это хороший отдых. Я отвезу тебя домой и уложу в постель.

Энн взглянула на него и кивнула, ее глаза наполнились слезами. Ник остановился около машины и крепко обнял ее. Энн уткнулась в пушистую шерсть его пальто, и он чувствовал, как судорожно она к нему прижимается и как сильно ее сотрясают рыдания.

Постепенно она успокоилась, глядя на солнце, поднимавшееся над домами. Потом повернулась и открыла дверцу машины. Ник помог ей сесть.

— Тебе нужно выспаться, — сказал он, садясь за руль, — и ты сразу почувствуешь себя намного лучше.

Ник включил зажигание и посмотрел на Энн. Она уставилась в окно и, казалось, вообще была за пределами мыслей и чувств.

Она еще не рассказала ему, что с ней произошло.

Когда они добрались до его квартиры, Ник провел Энн в свою спальню. Здесь он взял ее на руки и положил в кровать. Она чувствовала, как бережно он раздевает ее, как осторожно к ней прикасается. Ее рваную одежду Ник сложил в большую корзину. Потом укрыл ее одеялом и прилег рядом с ней. Он гладил Энн по волосам и шептал, что любит ее.

Через некоторое время, подумав, что она уже уснула, Ник хотел подняться, но она тут же схватила его за руку, заплакала и потянула к себе с такой силой, которой он от нее не ожидал. Она хотела, чтобы он был рядом.

Он лежал рядом с ней весь день, пока она спала.

Вот и зеркало. «Посмотрись в него», — говорила она самой себе.

Нет...

Энн сидела на полу ванной в квартире Ника. Высоко над ней висело зеркало — такое, какие бывают в медицинских кабинетах.

Бога ради, я не могу смотреть, не сейчас...

Ты должна...

Энн встала. Ноги ее плохо слушались, и она ухватилась за раковину. Ее била дрожь. Она не могла ее сдержать, вспоминая, как Джо над ней издевался. Зажмурившись, Энн потрогала шишки и корки на своем лице и поморщилась от боли.

Наконец она открыла глаза.

Ее поразил шок. Она и вообразить себе не могла, что все так плохо. «Боже, Боже», — застонала она, глядя на свое обезображенное лицо. Только сейчас она в полной мере осознала, что сотворил с ней ее муж. Не лицо — вся жизнь изуродована. Она закричала. Крик начался на низкой ноте, почти неслышно, и постепенно нарастал, становился все громче, пронзительней. Он был наполнен болью, горечью утраты, невыразимым страданием. Энн сжала кулак и изо всех сил ударила им по зеркалу. На пол со звоном посыпались осколки. Окровавленной рукой она принялась срывать с лица болячки, чтобы стало больнее, еще больнее.

Стук в дверь. Ник.

— Энни, дорогая, что с тобой?

— Убирайся! Оставь меня в покое! — закричала Энн. Она опять опустилась на пол и легла ничком прямо на битое стекло. Она всхлипывала. — Пошел к черту, ублюдок!

Энн всхлипывала еще долго, изливая свою бессильную ярость на рассыпанные вокруг нее осколки зеркала. Потом она успокоилась, гнев и боль немного утихли, остыли. Наконец она села, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Кафельная стена ванной холодила ей спину.

Так она сидела много часов подряд, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, не плача. Она наблюдала, как высоко вверху фигурное стекло меняло цвет от желтого до темно-синего, по мере того, как день переходил в вечер. Ее дыхание постепенно успокоилось, стало ровным.

Энн поднялась. Ее ноги больше не подкашивались от слабости, она больше не дрожала. Она ничего больше не чувствовала. Она присела на корточки и собрала осколки стекла, усеявшие пол ванной. Закончив работу, Энн наклонилась над раковиной и осторожно умылась. Ничто больше ее не беспокоило: наклейки на порезах и царапинах уберегли ее от боли.

У нее ничего больше не болело.

Она повернулась к окну и прошептала:

— Я найду тебя. И убью.

Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):