Одержимый (СИ)

Но настоящий ужас я испытал ещё чуть позже. Боль к этому моменту стала совершенно нестерпимой. Мало того — взглянув вниз, я увидел, что на груди и животе у меня вздуваются целые грозди волдырей от ожогов. Огонь всё-таки вырывался из-под контроля, кое-как возведенные препятствия на его пути оказались смехотворными.

Возможно, я чего-то не учёл. А может, обращение с этой стихией требует постепенных тренировок. Как бы то ни было — Аспект не желал удерживаться в тех рамках, которые я ему отвёл. Огонь, как раскалённая лава по каменному склону, растекался всё дальше по меридианам, соединяющим узлы тонкого тела. С одной стороны, это было даже к лучшему — он выжигал метастазы чёрной эдры. Но вместе с тем захлёстывал меня всё большими приступами физической боли.

А ещё я осознал, что уже не контролирую этот процесс. Попытался было сбросить Аспект, переключиться на Исцеление, но не вышло. Боль застилала разум, сковывала волю. Ещё немного — и я уже вообще не понимал, кто я, где нахожусь, что происходит. Перед глазами всё заволокла красно-чёрная пелена, слух, кажется, вовсе отключился — я чувствовал, как першит надорванная от криков глотка, но самих криков уже не слышал, как не ощущал и стягивающих руки и ноги ремней, едва удерживающих меня на месте.

А потом…

Наверное, я потерял сознание. Очнулся уже где-то в другой реальности — не то во сне, не то в бреду.

Ночь. Тайга. Толстые колонны сосен по сторонам, заросли колючих кустов между ними. И всё это объято пламенем — багровым, гудящим, чадящим чёрными клубами дыма. Горящая древесина трещит, выстреливая искрами, огромные стволы, объятые языками пламени, то и дело с грохотом валятся, поднимая целые тучи обломков и пепла.

Я несусь прямо сквозь этот ад, судорожно вдыхая горький раскалённый воздух. Бегу, не разбирая дороги, и каждый шаг обжигает босые ступни так, будто я напарываюсь на битое стекло. Но я всё равно бегу, лавируя между горящими деревьями. Просто потому, что оставаться на месте — ещё страшнее и больнее. Наверное, именно так во время лесного пожара несутся вперёд обезумевшие звери.

Спотыкаюсь, падаю, меня ненадолго охватывает тьма, но боль и жар снова выдёргивают меня из забытья, заставляют подниматься и бежать.

И я бегу.

И падаю.

И поднимаюсь снова.

Сколько всё это продолжается? Есть ли вообще границы у этого объятого пожаром леса? Постоянно кажется, что где-то рядом маячит просвет. Может, выход к реке или озеру. Или просто к большой поляне. Да хоть к обрыву в пропасть — чтобы спастись от этого огня, я готов сейчас сигануть с любой высоты. Но каждый раз впереди — лишь жар, дым и пепел. Растрескавшиеся губы хватают обжигающий воздух, лёгкие уже саднят на каждом вздохе, будто я нахватался мелкой стеклянной крошки, и она режет их изнутри.

Разве что боль, кажется, чуть отступила. Или, может, просто я к ней привык. А в затуманенный мозг то и дело врываются обрывки воспоминаний — смутные, рваные, искажённые…

— Ну не плачь, Насть… Всё же хорошо.

— Хорошо? Хорошо?!

Округлые плечи с едва заметной россыпью веснушек перестают вздрагивать, и передо мной вдруг вспыхивают расширившиеся, влажные от слёз карие глаза.

— Я просто уже устала, Игорь! Устала бояться. За тебя, за себя… А я ведь ещё рожать от тебя собиралась. Дура…

— Не смей так говорить, слышишь? И всё у нас ещё будет. И дом свой, и дети. Всё, как обещал. Контракт этот закончится — и весной переедем…

— Да грош цена твоим обещаниям! Ты говорил — уйдешь со службы, и будет спокойнее. Устроишься на нормальную работу. Но сейчас же ещё хуже! С кем ты вообще связался?

— Давай не начинай, а? Деньги ведь надо как-то зарабатывать. Потерпи немного. Осталось меньше года.

— Да терплю. Терплю… Шесть лет уже терплю. Но знаешь, что? Дело же не в контрактах. Не в работе. Я… Я просто поняла, что ты… не изменишься. Всё дело в тебе.

— Ну что опять не так, Насть? Я же это всё ради тебя! Ради нас.

Она протестующе мотает головой.

— Нет. Я это только недавно поняла… Когда ты в пятницу на тех парней возле бара напал.

— Я? Напал?! Ты же сама всё видела!

В мозгу мелькают совсем уж смутные, смазанные кадры воспоминаний. Сценка, банальная до тошноты. Поздний вечер, полупустые улицы. Молодой парень, видимо, провожающий девушку после ресторана. И компания подвыпивших типов весьма характерной наружности, преградившая им путь.

— Вот зачем ты вообще полез, а? — шепчет она с неожиданной злостью.

— В смысле?! А что — стоять, смотреть на них? Таким пока в рыло не дашь — не отстанут.

— Тебе-то какое дело? Пусть полицию бы кто-нибудь вызвал. Там народу кругом полно было.

— Угу. Вот только что-то никто не спешил помочь-то.

— Вот именно, Игорь! Вот именно! Это тебе вечно больше всех надо! Это ты вечно лезешь кого-то спасать, за кого-то заступаться!

— Это, по-твоему, плохо?

— Тебя ведь там чуть ножом не пырнули!

— Чуть-чуть — не считается.

— Да брось ты шуточки свои! Я серьёзно. Ты обо мне-то вообще думал в тот момент? О том, что у тебя семья? О детях будущих?

— То есть ты хотела бы, чтобы я просто мимо прошёл?