Одержимый сводный брат (СИ)

Тру руками лицо, а затем чиркаю зажигалкой и делаю одну медленную затяжку. Минуты две сижу в полной тишине, раскладывая в голове всё по полкам. И что удивительно, это работает, даже прихожу к мысли, что в конце концов я не животное, чтоб не мог держать себя в руках, а внутри в противовес всё рычит, как задолбало выносить себе мозг.

Какого черта я вообще жду? Серьезно, я ждал два года, пока Лина станет совершеннолетней. А потом и дня не успел насладиться этим охренительным понимаем, что птичка моя, как всё полетело к чертям.

А что сейчас? Какого лешего вообще занимаюсь какой-то откровенной фигнёй, когда могу хотя бы попробовать поговорить с ней?

Вот же, мудак…

Отраву в окно, завожу мотор и давлю газ почти до предела. До универа долетаю за двадцать минут. Оставляю машину и прямиком к учебный корпус, терпение к чертям совсем нет. Заберу Лину прямо с пары, с коридора, столовой — да хоть откуда. Одна только мысль вновь закинуть её на плечо и касаться её кожи, пока несу до машины, воодушевляет так, что фейерверке перед глазами взрываются. Да так, что даже на сразу понимаю, мимо чего проношусь.

Пока…

Торможу и делаю шаг назад.

Да, ладно!

Второй раз за неделю птичка посылает меня так специфично и гениально, что хочется вслух рассмеяться. Серьёзно! Да я за всю жизнь у мусорок в целом не стоял столько, сколько у этой. Ещё и висят штанины джинс так, чтоб точно заметил. Персонально, только для меня.

В голову тут же лезет шальная мысль, что мне чертовски нравится эта игра. Не злюсь, хотя должен бы. Хотя б психовать, что ли. Лина разгуливает по универу в невероятно сексуальном наряде, и все эти несколько часов у каждого, у кого есть глаза и функционирующий член, так или иначе положили это на то, что принадлежит мне.

Эх, Лина-Лина…

Поднимаю взгляд и смотрю на вход в здание, раздумывая, что просто так оставить это никак не могу. Хотя б по той самой полуголой заднице надавать надо, что одобряет уже мой чересчур хорошо функционирующий член. Да что там! Скандирует стоя до помутнения разума, стоит только представить, как буду…

Твою ж мать!

Вот только звонка телефона мне не хватало. Ругаюсь вслух, но аппарат всё же из кармана выуживаю. А когда вижу, что звонит Рим, мигом все фантазии растворяются, точно их не бывало. Тут же жму приём, и мне хватает только одного:

— Кай, — чтобы понять, что случилась какая-то хрень. — Ты где? Тут пи…

— Уже захожу, — отвечаю, начиная подниматься через две ступени разом.

У меня как будто какой-то предохранитель сразу переключается. Правда мысли далеко не о том, что на самом деле в итоге увижу. Я залетаю в корпус с одним чётким понимаем, что придётся кого-то всё таки убить, но впервые в жизни охреневаю, как ошибаюсь. Стоит пройти пару шагов от турникета, как из столовой на всех парах вылетает Крис. Прямо мне в руки.

Взлахмоченная, красная, с расстегнутой едва ли не до пупка блузкой. Глаза пылают. Ненавистью такой безумной, что у меня внутри всё нахрен сворачивается от одного понимания. Но я не успеваю даже рта раскрыть, как Рогозина градом шпарит:

— Ну ты и козлина, Кайманов! — толкает меня в грудь Крис, что я в конец офигиваю. — Чтоб ещё раз ты втянул меня…

Крис пищит. Секундного ступора как ни бывало, стоило только её ладошки полететь мне в лицо. Перехватываю за запястье и грубо толкаю к стене. Я знаю, что девушек трогать нельзя, но у меня крыша с катушек готова слететь только от одного представления, от кого она вылетела в таком состоянии.

— Ты охренела?! — припечатываю эту неугомонную сильнее к стене, но Крис ошарашивает пуще прежнего.

Стерва смеётся. Зло так и безумно.

— Я? Знаешь, что? Катись ты своей ненормальной сестрицей куда подальше! Ясно тебе? Трахнитесь уже наконец и угомонитесь оба! — кричит на весь холл блондинистая зараза, и тишина вокруг нас становится в тысячу раз плотнее.

Но у меня даже мозг расплавиться не успевает то ли от злости, то ли от ступора, в который вгоняет меня Рогозина своим откровением, как на весь холл разносятся совершенно другие крики.

— Да пошёл ты, Римчук, понял?! — слышу я голос птички и тут же оборачиваюсь в сторону входа в столовую. — Отпусти, сказала! Гад! Козел! — что есть мочи кроет друга Лина, и тут я вижу, почему.

Рим держит Лину за талию, пытаясь не дать вырваться.

Взгляд её голубых глаз пылает ещё безумней, чем у Крис. Она колотит Рима по двум мощным рукам, держащим птичку в кольце. Ровно до того момента, пока она не видит нас.

Меня. И — чёртову — Рогозину. Которую зажимаю у стенки.

Я уже говорил, как ненавижу этот дерьмовый мир за его хреновую иронию?

Секунда мертвецкой тишины, я смотрю только на Лину, не сразу соображая, что должен отлетать от Крис на всех порах, пока птичка к херам не сожгла нас взглядом. Но кто сказал, что ситуация не может быть ещё хуже?

— Выкуси, Кай, — цедят тихо где-то возле уха губы Рогозиной, прямо перед тем, как впечататься в мой рот.

Я. Б*дь. Охреневаю.

Глаза открыты и смотрят прямо в светящиеся едкой язвой глаза Крис. И это всего секунда, что трачу на то, чтобы переварить происходящее. А сбоку уже слышу рычание.