Одесса-мама: Каталы, кидалы, шулера

Я слышал когда-то про астму и мучения астматиков, но никогда не предполагал, что это так страшно. Да-да, на меня вдруг напала самая настоящая астма. Именно напала. Все произошло за несколько дней, и через эти несколько дней я стал самым настоящим инвалидом. Сначала я подумал, что это просто какой-то вид простуды — погода была переменчивая... Но когда я едва не задохнулся во время очередного приступа и сразу после этого пошел к врачу на обследование, он меня не обрадовал. По его версии, у меня была не просто астма, а астма бронхиальная, и он немедленно потребовал, чтобы я не откладывая отправился на лечение в больницу, иначе...

Я перепугался еще больше. Обычно врачи не пугают пациентов такими страшными словами, но раз врач решился открыть мне столь страшную правду, значит, на самом деле все обстояло еще хуже. Я немедленно лег .в больницу.

Но денег в семье было совсем немного. Я попросил жену взять кое-что у родных. Она сказала, что постарается достать.

Через два дня она пришла ко мне с известием: как она ни старалась себя перебороть, ей это не удалось. Жить с потенциальным уголовником она не может и переезжает к неизвестным мне ее знакомым.

Вот так внезапно и просто я остался один.

Что я испытал в те дни, описывать не буду. Письмо о другом.

Деньги брать было негде. Я сунулся было по своим должникам, которые, вместе взятые, должны были мне довольно приличную сумму. Но, как обычно бывает в таких случаях, никто мне ничего не вернул, прогулки же по более состоятельным друзьям и приятелям тоже почти ничего не дали.

Я вынужден был продолжать лечение дома. Ни о какой работе, конечно, в моем состоянии не могло быть и речи. Мне пришлось заняться прозаической распродажей вещей из дома. Это тоже был не выход. За видеомагнитофон, например, которому было всего три месяца и который обошелся нам в триста долларов, я смог получить только пятьдесят. Телевизор ушел вообще даром, потому что был не самой супермодной модели. Но я рассчитывал на то, что вещи — дело наживное. Главное было расквитаться с болячкой. Однако лекарства, на которые я тратил деньги, помогли только улучшить мое состояние, но никак не избавиться от болезни. Я по-прежнему передвигался с трудом и с ужасом ждал нового приступа. Каждодневные уколы и капельницы порядком надоели, на моих руках не было уже живого места. Бывали периоды, когда я даже спать не мог в нормальном положении и потому почти все время проводил сидя в своем старом кресле за столом, читая книги и журналы.

Продавать из квартиры больше было нечего, про своих «друзей» да «приятелей» я и вовсе не вспоминал. Как-то вечером сидел за своим письменным столом и глядел за окно. За окном было темно и холодно, как, впрочем, и в моем будущем. Я вдруг со всей отчетливостью понял, что оказался на дне. На самом дне!

В эту ночь я уснул голодным прямо за столом.

Проснувшись на следующее утро, я стал думать о том, чтобы начать все сначала. Но, конечно же, ни до чего не додумался. На работу я устроиться не мог, даже сторожем. Каждый шаг давался мне с трудом, и если порою я мог производить впечатление здорового человека, то впечатление это, конечно же, было обманчивым.

Капельницы мне делала приходящая участковая медсестра. Каждый раз одна и та же. Но однажды, открыв дверь по звонку, я увидел другую. Ту девушку из мединститута, у которой я чуть не украл пальто.

Не буду распространяться о том, что испытали мы оба, встретившись на этот раз.

Люба решила, что я воровал дубленки для того, чтобы лечиться. Я не стал ее разубеждать.

Пропущу и весь период развития нашего романа. Скажу только, что она была студенткой пятого курса, жила в общежитии и вынуждена была подрабатывать фельдшером.

В один из очередных вызовов она осталась ночевать у меня.

Жили мы, мягко говоря, бедно. Ее заработки целиком уходили на мои лекарства. Я рад был бы отказаться от ее поддержки, но такого благородного жеста не мог себе позволить. На еду не оставалось почти ничего. Мы перебивались с макарон на картошку.

Хоть приступы несколько и отступили, я превратился в инвалида. Я наводил справки насчет получения инвалидности. Но все те, к кому я обращался, советовали поскорее отказаться от этой мысли. Моя болезнь теоретически была излечима, дело было только в средствах.

В одном из своих походов по инстанциям я нашел вдруг прямо на улице небольшой сверток. Распечатав его, обнаружил пачку новеньких неиспользованных конвертов с марками. Их было пятьдесят штук, и я решил кому-нибудь их загнать хотя бы за полцены — товар ведь ходовой, несмотря на почти полное обнищание населения, письма-то писать людям приходится.

Я пошел на почту и узнал, что каждый конверт стоит столько, что если бы я их сдал за полцены, то вполне хватило бы на килограмм среднего качества мяса или же пять буханок хлеба.

Я вышел из отделения и, обойдя здание, подошел к служебному входу.

Выловив почтовую работницу, я предложил ей по дешевке свой товар.