Одесса-мама книга 2 (СИ)

Девушки прыснули. Осип, тоже не выдержав, схватился за бока и разливисто захохотал.

А я, прикинув некоторые моменты, замер. Меня, после всех продемонстрированных Фогелем талантов, осенила догадка.

— Валера, а товарища Иванова, председателя губисполкома, можешь изобразить? — вкрадчиво попросил я.

— Конечно, — кивнул, не понимая, что попадает в ловушку, Фогель.

— Да ну… Что-то сомневаюсь я…

— Зря!

— Пока не услышу — не поверю!

Фогель нахохлился, на его молодом лбе откуда-то появились глубокие морщины. Он принял картинную позу и произнёс слегка трескучим прокуренным голосом:

— Товарищи, на повестке дня первым пунктом стоит вопрос создания райсполкомов. В целях соблюдения общеустановленных по республике выборных сроков, общих перевыборов всего низового аппарата в связи срайционированием, не производить…

Закончив, довольно поглядел на меня.

— Ну как?

С Ивановым я никогда не встречался, как он говорит не слышал — так что всё зависело от мнения Шора.

— Точь в точь товарищ Иванов! — сия восторженными глазами, подтвердил Осип.

Я показал Фогелю правый кулак с поднятым большим пальцем.

— Во! Первый класс!

— Ну так… — заулыбался артист.

— Осталось только связаться с самим товарищем Ивановым и уточнить у него: точно ли он направлял в Одесский губернский уголовный розыск актёра товарища Фогеля и просил оказать ему всяческое содействие, — продолжил я.

Фогель поник. Мой удар попал в цель, догадка оказалась верна. А это уже совсем другой коленкор.

— Девушки, отойдите в сторону. Постойте там пять минут, — попросил я.

Перелесовы послушно отошли. Видать, не такие уж и пропащие. Обычные девчонки которых потянуло на сладкую жизнь. Слава богу дров наломать ещё не успели! И, надеюсь, больше не будут.

Разговор по душам с сестричками мне ещё предстоит. Но это потом, сразу, как только разберусь с более важными вещами.

Повисла тягостная тишина.

Понимая, что моего взгляда ему не выдержать, Фогель съёжился и спрятал от меня лицо.

А ведь ещё минуту назад я считал его мировым парнем.

— Значит, я прав — Иванов про тебя ни слухом ни духом. Ты позвонил Барышеву и его разыграл, — хмуро процедил сквозь зубы я.

— Так и есть, — еле слышно выдавил актёр.

— Зачем?

— Я уже всё объяснил: это нужно для роли.

— Прекрасно! — в сердцах воскликнул я. — А что мы потом будем объяснять товарищу Иванову? А? Если ещё не заметил: мы здесь не в бирюльки играем! У нас убийства, ограбления, налёты, трупы, в конце концов. Думаешь, я шучу?

— Да уж какие теперь могут быть шутки, — сокрушённо шмыгнул носом Фогель.

От недавней весёлости не осталось и следа.

— Я не хотел. Ребята… Простите меня!

— Бог простит! — покачал головой Шор.

— Что со мной будет?

— Догадайтесь с трёх раз, товарищ Фогель! — сказал я.

— Погоните?

— Нет, пива нальём и наградной маузер подарим! — взорвался я. — Знаешь, как это называется, Валера?!

— Как? — вздрогнул он.

— Подстава. Вот, как это называется. Запомни и заруби себе на носу!

— Григорий… — посмотрел он на меня больными глазами и растерянно замигал. — Осип…

Шор отвернулся.

— Парни… — продолжил Фогель. — Ну, пожалуйста… Я ж не для себя старался! Для искусства!

Он оживился:

— Ну хотите — морду набейте! Я даже слова против не скажу!

— А что, мне идея нравится, — усмехнулся Осип. — Прям тут бить будем или девушек отпустим?

Артист стушевался.

— Можно и при девушках. Я готов.

— Морду тебе набить мы всегда успеем, — принял решение я.

Фогель вздохнул.

— Сначала поможешь нам арестовать Панова, — стал излагать план действий я. — Потом скажешь Барышеву, что так мол и так, творческая командировка в угро накрылась медным тазом, тебе позарез нужно на кинофабрику, и твоей ноги у нас больше не будет.

— Не боись, про твою выходку от нас он не узнает, — дополнил Осип.

— Точно, — кивнул я. — Не в наших правилах.

— Хорошо, — сдался артист. — И это… спасибо вам! Честное комсомольское, у самого на душе сейчас паскудно, что вот так вот с вами… не по-людски.

— То, что паскудно — это хорошо, — изрёк с видом философа Осип. — Выходит. Не совсем пропащий ещё.

Я позвал сестёр. Аглая и Анна снова подошли к нам.

— Можно идти? — спросила писклявая.

— Нужно.

Чем ближе мы подходили к дому Перелесовых, тем всё мрачнее становилось моё настроение. Не знаю почему, но мной овладели дурные предчувствия.

И вроде бы нет никакой причины, но… Пресловутое оперское шестое чувство вновь дало о себе знать.

— Вот здесь мы живём, — кивнула на двухэтажный кирпичный дом Аглая, расположенный на противоположном конце дороги. — Наша квартира вот там, наверху, где балкончик.

По моим прикидкам где-то здесь, поблизости, должен был находиться Гаврилов, который вёл слежку за домом. По идее пора бы ему дать знать о себе.

Я осторожно закрутил головой.

Странно… Очень странно. Гаврилова нигде не было видно.

У меня было всего два объяснения этому. Первое — Панов всё-таки рискнул покинуть убежище, и Гаврилов сел ему на хвост. А вот второе… Про него даже думать не хотелось.

— Убили! Убили! — раздался истошный крик.

Кричала женщина, судя по чёрным волосам, цветастой шали и броской, словно лоскутной, одежде — цыганка.